Однажды они увидели, как он входил в дом напротив с девушкой, которая там живет, и в тот же вечер засекли его на четвертом этаже у окна. Он стоял в темноте, думая, что его не видно с улицы. Но он, как видно, был заядлый курильщик, это его и выдало. Время от времени за окном вспыхивал огонек его сигареты.
— И никому из вас не пришло в голову, что он из полиции?
— Мы думали об этом. Но Хобсон божился, что, будь это полицейский, его сто раз бы сменили, а тут все один и тот же. В конце концов Стэн решил, что этот деятель, работает на какую-нибудь другую банду или же на свой страх и риск старается узнать о нас побольше, чтобы потом пошантажировать.
Надо было срочно перевести куда-нибудь Палестри. Это взяли на себя Лючиа и Хобсон. Вчера вечером они и увезли его в машине Голлана.
— Голлан, я думаю, был в курсе дела?
Йонкер пропустил вопрос мимо ушей и продолжал:
— Палестри не хотел уезжать. За год каторжного труда он дал нам много и теперь решил, что он больше не нужен и мы собираемся его ликвидировать.
Пришлось подсунуть ему снотворного. Но он как-то ухитрился еще до этого выбросить свои ботинки в сад через окно.
— Вы помогали тащить его в машину?
— Нет.
— А ваша жена?
— Конечно, нет. Мы ждали, когда его увезут, чтобы привести в порядок ателье и комнату, где он жил. Еще накануне Стэн увез из дома подрамники и холсты, над которыми Палестри уже начал работать. Клянусь, я не знал, что они собираются убить инспектора. Поверьте мне… если можете… Я понял это, лишь услышав выстрелы.
Наступило продолжительное молчание. Мегрэ устало и с каким-то невольным сочувствием смотрел на сидящего перед ним старика, Йонкер нерешительно потянулся к бутылке коньяку.
— Вы позволите?
Осушив вторую рюмку и поставив ее на поднос, голландец вымученно улыбнулся.
— Во всяком случае, я человек конченый, так ведь? Хотел бы знать, чего мне будет больше всего недоставать…
О чем он думал? О картинах ли, которые обошлись ему так дорого? О жене, без которой не мог жить, хотя и знал, чего она стоит…
— Вот увидите, господин Мегрэ, никто не поверит, что умный вроде бы человек, да еще в мои годы, способен так увлекаться и так себе навредить.
И, подумав, добавил:
— Коллекционеры, пожалуй, поймут.
А в соседней комнате Люка начал допрашивать Лысого Стэна.
Еще целых два часа в кабинетах беспрестанно хлопали двери, вопросы сыпались за вопросами, трещали пишущие машинки.
Как и накануне, свет в управлении погас около часа ночи.
Месяцем позже Лоньон вышел из больницы, худой, как скелет, но сияющий: в полицейском комиссариате восемнадцатого района он прослыл героем. К тому же Мегрэ постарался, чтобы газеты поместили на первых полосах фотографию Невезучего, а не его собственную.
В тот же день он по совету врачей на два месяца уехал с женой в Арденны, в деревню.
Де Лючиа схватили на бельгийской границе. Он и Хобсон получили по десять лет каторги.
Голлан доказал на суде, что к покушению на авеню Жюно он не причастен и в итоге отделался двумя годами тюрьмы за мошенничество.
Йонкер получил год тюрьмы с зачетом срока предварительного заключения.
Его освободили из-под стражи после вынесения приговора.
Из суда он вышел под руку с женой: Миреллу оправдали за отсутствием улик.
Мегрэ, стоявший в глубине зала, ушел еще раньше — одним из первых. Он не хотел встречаться с четой Йонкеров и, кроме того, обещал сразу же после приговора позвонить мадам Мегрэ.
