парами, когда он увидел, как со стороны Ветки показался паровоз с двумя вагонами. Подъехал к депо и остановился. Из будки спустился Максимов и направился к Доронцову.
— Откуда? — спросил Антон Иванович.
— С Путиловки хлам тащу. Уже второй раз.
— Немец вмешивается?
— Больше куняет.
— А мой в каждую дырку лезет. Смола.
Подбежал помощник Максимова и передал приказание толкать вагоны в тупик. Машинист поставил и под разгрузку, а сам пошел в депо за новым назначением. Присел у печурки. Андрей Качанов отдает раз-личные распоряжения машинистам. Кто-то куда-то уходит, возвращается, полная видимость занятости. Ждет нового рейса и старый механик. Куда его направят, он не знает, как не знает и дежурный.
Максимов протянул к огню жилистые руки с большими мозолистыми ладонями. Набивал их и железной кочергой, когда был поддувальщиком — чистил топку,— и лопатой, когда работал помощником кочегара и кочегаром. А в двадцать восьмом году доверили машину. Тысячи километров намотал на колеса его локомотив, объездив все дороги, что сходились к станции Сталино от шахт и заводов.
— Там Доронцова тащат! — раздался резкий крик, отвлекая Максимова от воспоминаний.
В дверях депо появился мальчишка и скрылся. У Степана екнуло сердце: неужели Антона схватили? Он выскочил на улицу и увидел группу рабочих. Они стояли невдалеке от входа в депо и смотрели, как со стороны Авдеевки медленно приближались два локомотива. От сердца сразу отлегло.
Тащили паровоз Антона Ивановича, он был неисправен. С правой стороны разбит крейскопф и оторвано маятниковое дышло. Это все равно, что лишить человека ног. У него равномерно бьется сердце, нормальное дыхание, но вперед двинуться не может. Так и у локомотива: из котла пар поступает в двигатель, а крейскопф — устройство, передающее движение на колеса,— разбит, маятниковое дышло висит без движения — и машина за-стыла, вышла из строя. А нужно-то всего-навсего не смазать трущиеся части крейскопфа или бросить в них пол-горсти песка.
Доронцов спустился из будки, посмотрел на Максимова и в сопровождении немца пошел в дежурку писать объяснение. Степан не отходил от паровоза. Он догадался, что авария не случайна. Сделано чисто, и ее можно объяснить: машина старая, давно не ремонтировалась.
На следующий день железнодорожники узнали, что немцы ни в чем не заподозрили Доронцова, объяснение он написал такое, как и предполагал Степан. Разбитый паровоз поставили на прикол.
Максимов тоже решился на диверсию. Под новый 1942 год на маленьком четырехосном локомотиве без тендера он отправился на шахту имени Феликса Кона вытаскивать вагоны с углем, груженные еще до оккупации. На полпути перестал действовать инжектор. Неисправность пустяковая, ремонта минут на пять, но Степан сделал испуганные глаза, показал надсмотрщику, что в котел не поступает вода:
— Понимаешь — бух! Разорвет без воды,-— сказал он, надувая щеки и жестикулируя.— Твою голову в одну сторону, а мою — в другую.— Провел рукой по своему горлу и по горлу немца.— Чик — и нету.
— Да, да,— залепетал тот испуганно.— Деляй, деляй. Быстро! Шнель!
Машинист открыл люк, выбросил из топки жар, и паровоз «потух». На станцию они пришли пешком, долей жили дежурному об аварии. Лишь на следующие сутки локомотив притащили в депо, Ремонтировали под открытым небом. Ночью валил снег, забивался во все щели. Вычищали и выдували его не торопясь, часто ходили греться в депо...
Перед концом смены к дежурному по станции забежал взбешенный инструктор.
— Саботажники! — закричал он.— Вот, полюбуйтесь. Открылась дверь, и в дежурку под конвоем двух солдат ввели машиниста Скрипниченко. Пожилой человек в шапке-ушанке и подшитых валенках скорее был похож на сторожа, нежели на расторопного механика.
— Еле-еле наладили водоразборную колонку, а он ее снес,— шумел инструктор.— Это саботаж. Господин дежурный, он специально сделал.
— Чего раскудахтался? — спокойно спросил Скрипниченко.— Объяснил тебе — случайно получилось. Был сильный ветер... И не пугай.
Ветер был удобным предлогом. Скрипниченко, беря воду, не закрепил цепью рукав, дернул паровоз и сломал колонку. Максимов внимательно наблюдал за машинистом и дежурным. Дело может кончиться плохо для старика. Инструктор стоял на своем: саботаж — и все.
— Напрасно вы его обвиняете,— сказал Степан.— Он действительно не хотел причинить вреда. Я сам видел, как налетел ветер...
3
Механик локомотива Михаил Лукьянович Принцевский жил в поселке Девятой химколонии на Смолянке, работал в железнодорожном цехе металлургического завода со станционным жителем Терентием Афанасьевичем Бабенко. Во время эвакуации старый паровозик Михаила Лукьяновича таскал вагоны с оборудованием на станцию Сталино, подавал порожняк на азотный, химический и коксохимический заводы. Как солдат, которому суждено до последнего патрона оборонять рубеж, так заводская «кукушка» вместе со своим машинистом служила на стальных магистралях города. И еще один трудный долг выполнил Принцевский с начальником железнодорожного цеха — им поручили зашлаковать доменные печи. Ни одного килограмма чугуна не должны получить фашисты. В памятную ночь Михаил Лукьянович дежурил с паровозиком на станции Бальфуровка и на эстакаде. К нему подошел начальник цеха и сказал, что получен приказ «закозлить» домны.
Печи еще жили, они дышали, как в мирное время. Но плавка была поставлена на малое дутье. Принцевский прицепил десять пульманов со щебнем и камнем и подогнал их под эстакаду доменного цеха. Камнем и щебнем наполняли скипы, они подымались наверх, автоматически опрокидывались и заваливали огненную массу, которая застывала, бралась «козлом».
До четырех часов рабочие цеха шлаковали печи. Один из них подошел к машинисту, тронул за рукав и тихо сказал:
— Все,— голос у него дрогнул, он отвернулся и заплакал.
Свой паровозик Михаил Лукьянович загнал в тупик и «потушил». Грустный пришел домой и долго не находил себе места.
На объявления немцев не обращал внимания, идти на работу не собирался. Но в декабре в его доме появился старший брат, тоже машинист железнодорожного цеха, и сообщил:
— Фашисты берут коммунистов. Расстреливают. Если же работаешь, меньше подозрений. Миша, оформляйся на паровоз.
Принцевского послали на «кукушку», которую привезли из Днепропетровска. Напарником назначили Bacилия Ковалева, занудистого мужика. Он заявил Михаилу Лукьяновичу:
— Ты будешь работать помощником, а я машинистом.
—
