ее снова и снова, пока не запомнил слова, а потом начал напевать их и прижиматься к стене. Мне нужно было теплое тело, трение и мое имя, срывающееся с конфетно-красных губ. Я вновь хотел стать чьим-то самым темным желанием. Я питался тем, как они смотрели на меня, когда мой Орден менялся, чтобы дать им точную версию идеала, о котором они фантазировали. Мне достаточно было прикоснуться к ним, и я в точности ощущал, как они хотят, чтобы я выглядел. А дальше они становились податливыми в моих руках, пока я дарил им лучшую ночь в их жизни и подпитывал свою магию каждым движением бедер. Отказывать себе в этом было мучением, подобного которому я никогда не знал.
Я зарычал, когда вновь воспроизвел песню, позволяя ей полностью завладеть всем внутри меня. Вторгнуться в меня, заглушить мои базовые потребности, которые рвали мой позвоночник, как острые когти.
Мне нужна девушка с мягкими, как масло, руками и пухлыми губами, которые обхватят мой член и размажут по нему свою помаду. Мне нужна девушка с изгибами в форме песочных часов и темными волосами, которые струятся по ее спине, как сумерки.
У меня не всегда была возможность потворствовать своему типу. Большую часть времени я был просто секс-игрушкой, которую можно было снять. И чаще всего я не возражал против этого. Как только девушка слышала слово «Инкуб», слетевшее с моего языка, она переставала слушать то, что я хотел сказать. Может быть, именно поэтому я большую часть времени говорил как сумасшедший. Когда я находился в своей измененной форме, меня все равно никто не слушал. Я мог повторять алфавит или обсуждать свои планы по убийству правителей Солярии, и никому не было до этого дела. Особенно когда я начинал их трахать. Меня называли тысячей имен, пока я вытрахивал всю душу из девушки. Малыш, сладкий, король звезд, мальчик-дьявол, секс-Альфа, папочка, большой мальчик, мой-муж-скоро-вернется-домой, Капитан Большой Член, шоколадный принц, медовый барсук — я мог бы продолжать до бесконечности. Но только одно имя, принадлежавшее мне, имело значение. Это был глагол, существительное и моя гребаная судьба. Син. И мне обычно приходилось напоминать людям, чтобы они называли меня именно так, пока я находился глубоко внутри них, потому что к черту все эти дерьмовые прозвища, которые они мне давали. Я хотел, чтобы меня называли тем именем, ради которого мне пришлось ждать шестнадцать лет, чтобы стать достаточно взрослым, чтобы изменить его. Я претендовал на это имя всеми фибрами своего существа и заслуживал услышать, как оно льется из чьих-то уст, пока они используют меня для своего удовольствия.
Каждый кусок дерьма, которого я когда-либо встречал, пытался предъявить на меня права. Они считали меня товаром. Секс и убийство — это все, на что я годился. Но каждый из них упускал тот факт, что я был единственным, кто выигрывал. Мне нужен был секс, чтобы восстановить свою магию. Победа. Мне нужно было убивать, потому что каждый мудак, которого я отправлял в ад, мог быть моей матерью, которая выбросила меня в мусорный бак, или моим отцом, который не взял на себя ответственность за свою сперму. Победа. И мне нужны были деньги, чтобы жить. Деньги, которые в меня швыряли, их было так много, что до того как оказаться в Даркморе, у меня на заднем дворе было зарыто более двух миллионов аур наличными. П.О.Б.Е.Д.А.
Никто не владел Сином Уайлдером. Син Уайлдер владел миром. И когда я найду способ выбраться отсюда, я уеду в закат с вещевым мешком, полным наличности, и единственным человеком, который имел для меня значение во всей моей жизни. Мной.
Глава 7
Розали
После того, как Кейн бросил меня обратно в камеру, я сидела и ждала, когда двери откроются на весь день, глядя сквозь прутья решетки на других новых соседей, которых я приобрела.
Тяжелое дыхание Роари составляло мне компанию, пока он спал, и я ухмылялась про себя, вспоминая, как мы с Данте нарисовали члены на их с Леоном лицах, когда они ночевали у нас. Немейские Львы были печально известны своей ленью и привычкой спать, и мы бесстыдно пользовались тем, что они крепко спали.
Кроме Планжера, на которого я решительно не смотрела, пока он занимался йогой голышом, слишком много времени проводя с задницей в воздухе и болтающимися причиндалами, было еще несколько заключенных, претендовавших на одиночную камеру, но их было немного. Большинство камер были заняты двумя жильцами, и большинство из них еще спали, так что было трудно определить их обитателей. В качестве импровизированных дверей, как предложил Роари, висело несколько простыней, и я вынуждена была признать, что это выглядит хорошей идеей. Особенно когда мой взгляд снова упал на Планжера, который достал зубную щетку из сумки для умывания и окунул ее в унитаз, прежде чем начать чистить зубы.
— Ради любви к Луне, — прорычала я, обнажая зубы от отвращения, когда он ухмыльнулся.
— Я люблю чистить зубы четыре раза в день, но мы можем посещать душевые только два раза, — объяснил он, покачивая зубной щеткой во рту. `
Наверное, потому что у тебя во рту привкус дерьма от подобных занятий!
Мой желудок скрутило, но я заставила себя не произносить больше ни слова, прислушавшись к предупреждению Роари не заводить его. Но это было чертовски трудно, когда речь шла о подобном поведении.
Звук колокола, возвестивший о прибытии охранников, спас меня от ужасов его дерьмового шоу, и я вздохнула от облегчения, поднимаясь на ноги.
Я передернула плечами и начала подпрыгивать на месте, расслабляя конечности, на случай, если кто-то решит испытать меня до завтрака. Здесь я не могла позволить себе ни на секунду ослабить бдительность.
Звук охранников, начинающих считать внизу, донесся до меня, и я придвинулась к решетке. Я прислонилась к ним, чтобы посмотреть через перила на курятник внизу, где все заключенные низшего ранга выстраивались в очередь и подходили к охранникам, чтобы те просканировали их лица во время подсчета.
Я нетерпеливо вздохнула, ожидая, пока они закончат с заключенными в курятнике, и прислонилась лбом к холодной решетке.
— Если тебе не нравится предсказуемая и скучная рутина, ты попала не по адресу, — зевнув, сказал Роари, и я наклонила голову, пытаясь рассмотреть его в камере рядом с моей. Это было невозможно, но когда он просунул свои голые руки через прутья, я сосредоточилась на них, мой взгляд на мгновение задержался на его сильных мышцах, прежде чем я снова отвернулась.
— Хорошо, что
