любознательному племяннику получить образование, да, видно, не судьба. Тяжелый ревматизм приковал его к постели, заставил бросить работу.
Чем настойчивее Сергей Александрович изучал устройство паровоза, тем больше понимал, что это далеко не совершенная машина, какой представлялась она ему раньше. Некоторые части неудобны в обращении, быстро изнашиваются. Особенно трудным был ремонт паровозов. Для замены какой-нибудь маленькой детали приходилось разбирать чуть ли не половину машины. Задумался Сергей Александрович, начал шевелить мозгами: нельзя ли что улучшить? В пристройке к сараю оборудовал просторную мастерскую. Скорее всего она походила на лабораторию. На стенах в строгом порядке размещались гаечные ключи всех размеров от осьмушки до двух дюймов, кронциркули и штангенциркули, нутромеры и щупы. Тут же стояли верстак с тисами, наждачная машина и миниатюрный токарный станок. Но, пожалуй, самую большую ценность комнаты составляли книги. Они занимали целую стену. На книги Сергей Александрович уже много лет тратил около трети своего заработка. Первое время Елизавета Ильинична ахала, встречая мужа нагруженного книгами.
— Краше бы горилку пив, як другие. Там якусь сотню истратив и все. А тут опять пивтыщи.
Сергей Александрович выкладывал остаток получки на стол и говорил:
— Вот ваша с дочерью доля, а со своей что хочу, то и делаю.
— Не в профессора ли собираешься? — ехидно спрашивала жена.
— А хотя бы и так. Не смогу разве? — отшучивался Круговых и, сняв фуражку, показывал раннюю лысину: — Смотри. О чем это говорит?
— Не выйдэ з тэбэ профессора, не выйдэ, — уверенно заявляла жена. — У тэбэ доброго костюма нема. Ни один машинист так не одевается.
Но со временем Елизавета Ильинична перестала спорить, привыкла. Как и за всякими вещами, на которые истрачены деньги, она старательно следила за библиотекой, время от времени перекладывала книги, сушила полки. Иногда брала какую-нибудь книгу и, вытерев руки о фартук, открывала обложку.
— Академик Образцов, — с уважением разглядывала портрет старика с умным внимательным взглядом. — Вот до чего человек дошел — книгу написал!
Перелистывая страницы видела, что некоторые строчки были подчеркнуты карандашом, на полях видны пометки Сергея Александровича. Она пыталась понять, что могло заинтересовать мужа в этой книге, но под чертой обычно стояли какие-то непонятные буквы или цифры в два — три этажа. В тайне гордясь ученостью мужа, она закрывала книгу и бережно возвращала ее на место.
Со своей доли купила она Сергею Александровичу хороший костюм и пальто.
— А то на люди с тобой стыдно показываться, — заявила она, разворачивая покупку. — Подумают, деньги в чулок складываем. Все же знают — зарабатываешь хорошо, а ходишь хуже некуда.
Сергей Александрович отнесся к покупкам равнодушно. Помял пальцами добротный материал, сказал с сожалением:
— Сколько денег отгрохала! Книг бы на них купить.
Елизавета Ильинична вспылила:
— Моя доля. Куда хочу, туда и трачу. И молчи, молчи!
Сергей Александрович хотел тогда что-то возразить, но, взглянув на жену, промолчал и ушел в другую комнату.
2
Стены мастерской были увешаны плакатами и схемами тормозов всех систем мира. Сергей Александрович мог с закрытыми глазами мысленно проследить весь путь воздуха от насоса до отверстия в тормозных цилиндрах. На токарном станке он выточил детали миниатюрного тормоза. Плоские детали изготовил на фрезерном станке в депо. А потом на верстаке смонтировал макет действующей магистрали. Воздух в резервуар накачивал обыкновенным велосипедным насосом. Испытал: через несколько секунд после «торможения» воздух заставил сработать распределитель. Колодки надежно и плотно были прижаты к бандажам. Прекратил доступ воздуха в магистраль, и четыре часа тормоз не отпускал колесики вагонов из своих цепких лап. Это хорошо, но слишком медленно тормоз «раскачивается». За секунды, когда распространялась тормозная волна, поезд при большой скорости мог проехать более полкилометра. Обратный процесс протекал еще медленнее. Колодки отставали от бандажей только по восстановлении первоначального давления в магистрали.
Теперь тормоз Матросова не вызывал у Сергея Александровича восхищения, как раньше. Даже появилось нелепое сравнение с бульдогом. Тот действует тоже не торопясь, но намертво.
Сергей Александрович решил взять за основу будущего единого тормоза аппарат Вестингауза, но после детального изучения, отказался от этого намерения. Слишком много в нем недостатков.
Выгоднее совершенствовать матросовский. Хорошо бы заставить тормоз Вестингауза подгонять своего нерасторопного собрата? Но как? С чего начать?
Всю зиму Сергей Александрович производил опыты. А весной, взяв отпуск, не поехал, как обычно, в дом отдыха, зная, что покоя ему там не будет.
Десятки бронзовых золотников и различных колпачков, раскиданные по полу и на верстаке, говорили о его напряженной работе. Часто Сергей Александрович засиживался в мастерской ночами, теряя счет времени. Собирал новый вариант, заряжал магистраль воздухом, «тормозил» и, затаив дыхание, наблюдал, но никакого улучшения добиться не мог. Тормоз или не срабатывал совсем, или сработав, отпускал медленнее обычного.
Много времени отнимала выточка новых деталей. Порой, увлекшись чем-нибудь необычным, терял основную мысль, которую, казалось, уже начинал нащупывать.
За работой над тормозом его и застал однажды Владимир Николаевич Волочнев. Сергей Александрович не слышал, как он вошел, потому что вытачивал на станке втулку. Волочнев постоял в дверях, разглядывая схемы, потом нерешительно кашлянул. Сергей Александрович оглянулся и выключил станок.
— Мудришь? — спросил Волочнев.
— Да вот… приходится, — развел руками Круговых.
— Один?
— Как видишь. Со временем у каждого туго.
— Туго, — согласился гость. Взял табуретку, осмотрел ее, как бы убеждаясь в прочности, сел и, прикрыв ладонью рот, зевнул.
— Одному трудно. Какой-то философ до такого додумался: я, говорит, мыслю — значит, один и существую на белом свете.
— Ну и что?
— Ничего. Сам смекай: где омут, где край.
Волочнев придвинулся вместе с табуретом к верстаку, внимательно осмотрел макет.
— Работает?
Круговых махнул рукой:
— Работает. Да какой толк?
— Ну-ка, включи насос — посмотрим! — потребовал гость.
— Ишь ты, — восхищенно говорил он, спустя минуту, любуясь, как двигались цилиндрики. — Хорошая игрушка!
— Спасибо, я бы не догадался, что это игрушка, — обиделся Сергей Александрович и сразу почувствовал усталость. Только сейчас заметил, что была глубокая ночь: к стеклам окна вплотную прислонилась неподвижная тьма.
— Тебе чего не спится? — удивленно спросил он Волочнева.
— Стареть начинаю, — ответил тот и кивнул на кучу деталей, лежащих под верстаком:
— Зачем столько одинаковых наточил?
— А как же? Меняю выточку, перемещаю отверстие. Вот старую деталь и приходится выбрасывать.
— Так всю бронзу из депо перетаскаешь, — усмехнулся Волочнев. — А можно проще: запаял старое отверстие и сверли новое.
Круговых с минуту смотрел на друга, подошел и стиснул плечи:
— Молодец, Володя! Черт возьми, как я не мог сам до такой простой вещи додуматься? Сколько на выточку времени тратил!
Волочнев вприщур серьезно посмотрел на Круговых и спросил:
— Ты, Сергей, прямо, по-рабочему скажи,
