class="z1" alt="" src="images/i_014.jpg"/>
Светлана с первым мужем Григорием Морозовым
Светлана со вторым мужем Юрием Ждановым
Светлина с гражданским мужем Браждешем Сингхом
Светлана вскоре после эмиграции из СССР в 1967 году
Светлана в 1970 году
Светлана в эмиграции еще раз вышла замуж. Ее избранником стал американский архитектор Уильям Питерс
В 45 лет Светлана родила третьего ребенка — дочь Ольгу
Младшая дочь Светланы Аллилуевой — Ольга
Дети Светланы Екатерина Жданова и Иосиф Аллилуев остались в России. Когда после эмиграции в середине 1980-х годов мать вернулась на Родину (оказалось, что ненадолго), она так и не смогла наладить с ними дружеский контакт
Лана Питерс (американское имя Светланы Аллилуевой) в 2011 году незадолго до кончины
Глава пятая. Туризм или возвращение на родину?
Потерянный рай
Из интервью Светланы Аллилуевой:
«До сих пор я корю себя за многое. Я понимала, как волновался мой сын и мои родственники после стольких лет разлуки, но радостной встречи не получилось. Ося вместе с женой Людой и моим первым мужем, а своим отцом Гришей Морозовым ждали меня в вестибюле гостинице «Советская». Я не узнавала сына, так он изменился и обрюзг. С ужасом я заметила, что он стал похож лицом на Василия в последние годы его жизни. Иосиф был примерно в том же возрасте. Я даже спросила его: «Ты что, пьешь?» Он отделался какой-то неопределенной ухмылкой. Его новая жена оказалось полной седеющей женщиной лет пятидесяти. Я вспомнила, как Иосиф мне говорил по телефону о том, что она хорошо готовит. Видимо, это было ее основным достоинством. Истинная американка в такой ситуации, наверное, с лучезарной улыбкой заключила бы невестку в объятия, но я не смогла скрыть разочарования. На Олю сын почти не обратил внимания, не обнял, не поцеловал. Наверху в номере она выдала мне по этому поводу хорошую истерику.
Спас положение Гриша. Не знаю, как бы все сложилось, если бы он не приехал, не заказал заранее ужин, не разрядил обстановку. Видно, нервы сдали, но меня в тот вечер раздражало все: Осина жена, какая-то провинциальная суета, этот стол «а-ля рюс» с непременной водкой и селедкой. Я не пью и никогда не пила этот яд, но так полагается после семнадцатилетней разлуки. Нам всем надлежит напиться, упиться, лишившись всякого рассудка, рыдать друг у друга на плече… Таковы правила и традиции. Я понимала, что нельзя даже помыслить, чтобы этого не произошло.
Катя так и не приехала со своей Камчатки, хотя Иосиф сказал, что оповестил ее. Видимо, он мало с ней общался, потому что не мог определенно ответить на мои расспросы о ее жизни, семье, дочери. Но я все еще надеялась, что все как-то образуется, уладится и мы с Олей все же окажемся в атмосфере семейного тепла. Хотя первые признаки того, что этого так и не случится, уже были налицо.
Особенно докучало повышенное внимание советских властей. Они быстренько все решили за меня: в какой школе учиться Оле, где нам жить (была предоставлена прекрасная квартира в доме ЦК на улице Алексея Толстого, от которой я тут же отказалась), заставили подписать документы на восстановление советского гражданства. Словом — от чего уехала, к тому и приехала. Мне устроили пресс-конференцию, о которой я не просила, с заранее заготовленными вопросами и ответами, без иностранных журналистов. Я все же постаралась использовать эту возможность для того, чтобы раз и навсегда объяснить, что мое возвращение продиктовано только личными, а не политическими мотивами, и попросить прессу впредь оставить меня в покое».
Из выступления Светланы Аллилуевой на пресс-конференции:
«Прошу вас всех понять, что я вернулась в город, где родилась почти 59 лет назад. Здесь моя школа, мой университет, мои друзья, дети, внуки. Я наконец дома. Что вам еще? Что я должна объяснить? Меня приняли с великодушием, с доброжелательностью, которой я даже не ждала. Нас приняли, как принимали блудного сына в библейские времена. Я бесконечно благодарна».
Конечно, далеко не все чувства были высказаны ей тогда перед журналистами. Все было гораздо глубже, сложнее и трагичнее.
Из интервью Владимира Аллилуева:
«Светлана призналась мне, что все эти годы ее не покидало чувство вины. Сколь она ни старалась, у нее не получалось жить так, как американцы, наслаждаться жизнью, как они. Жизнь за границей утратила для нее смысл. Хотела жить среди интеллигентов, писателей, художников, заниматься сочинительством, языками, историей, но не вышло… Сложилась ли ее жизнь? Не знаю. То, что у нее была куча мужей, это ее дело. У нее трое детей: сын — профессор, дочь — вулканолог, еще одна дочь есть. Конечно, на ее судьбе, как на всей нашей семье, лежит отпечаток близости к Сталину. Это наш общий крест. А у нее еще и характер от отца и матери — резкий, неуступчивый, несдержанный. Какое уж тут тихое семейное счастье в окружении любящих и любимых родственников?
Возвращение в Москву у Светланы сразу не заладилось. Она нормально общалась только со мной, нашим двоюродным братом Сашей и сыном Василия Александром Бурдонским. Повидалась-то почти со всей многочисленной родней, да только лучше бы этого не было. Со всеми переругалась, перессорила между собой. Сын Якова Евгений Джугашвили рассказал мне, что их семья, в которой просто царил культ Сталина, с почетом и уважением приняли свою родную тетку. И его просто потрясло, что через некоторое время в военную академию, где он служил, пришло письмо от Светланы, где сообщалось о побочных незаконных доходах полковника Джугашвили, о его жизни на широкую ногу, было требование разобраться. Хорошо, что это были уже не «старые добрые времена» и никто не обратил на письмо внимания. Она и мне наговорила массу гадостей про сына Иосифа и его жену».
С Иосифом сложилось хуже всего. Даже спустя много лет в общении с нами Светлана Иосифовна не могла скрыть неприязни к его жене, своему внуку Илье, а главное, она была уверена в том, что сын по заданию КГБ специально своими звонками и слезными письмами «выманил» ее в Москву.
