Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
мы упомянули о зерне, оно взялось вот откуда. Сразу с приходом фашистов они сами через организованную комендатуру полицаев и старост стали грабить мирное население, отбирать всю домашнюю птицу, свиней, овец и коров. Комендант потребовал, чтобы крестьяне свезли всё имевшееся у них зерно в здание школы, которую оккупанты приспособили под продуктовый склад. Большая часть населения, как могла, этому сопротивлялась, но тут немцам на помощь приходили полицаи. Естественно, что староста и его помощники-полицейские от этого налога были освобождены.
Взятие немцами Александровки для большинства жителей произошло неожиданно, все считали, что она так и продержится на ничейной земле, поэтому заблаговременно попрятать своих животных и запасы продуктов не успели. Алёшкина, по совету одного политрука, останавливавшегося в её доме ещё в то время, когда в станице находились части Красной армии, зарезала поросёнка и его мясо до прихода немцев хранила в погребе роддома, ну а несколько куриц, бродивших во дворе, румыны и немцы перерезали.
Так как зерно сдавали очень неохотно, комендант-немец приказал румынам обыскать дворы, забрать всё найденное зерно и свезти его в школу. Между этими союзниками складывались какие-то странные отношения: любой немец-ефрейтор, унтер-офицер мог командовать даже старшими офицерами румынской армии, и те беспрекословно ему подчинялись.
Зерна набралось порядочно, им был забит весь школьный зал до самого потолка. Немцы предполагали его перевезти в Муртазово, чтобы затем отправить по железной дороге, но сделать этого так и не успели, поэтому и поручили вывезти зерно румынам в Майское. Кроме румын, в этом приняли участие и те остатки недобитого кулачества, которые активно помогали оккупантам. И староста, и полицаи, опасаясь возмездия советской власти за свою предательскую деятельность, торопились уехать из станицы. Им было приказано вместе со своими вещами, а иногда и за счёт их, забирать и зерно.
Обозы эти, как и толпы неизвестно откуда взявшихся немецких солдат-пехотинцев, торопливо двигались в сторону Майского. Из окна роддома Катя, Матрёна Васильевна и её сестра наблюдали, как понуро шагали оборванные, перепачканные в земле, некоторые с бинтами на руках или голове, фашистские вояки. Они совсем не походили на горластых, полупьяных, как будто отчаянных и довольно подтянутых солдат, которые всего месяц тому назад на машинах, танках и мотоциклах проехали через станицу в противоположном направлении. Катя сказала:
— Видно, здорово им наши всыпали!
А немцы всё шли и шли, не останавливаясь и не задерживаясь.
Ни Алёшкиной, ни остальным и в голову не приходило, что быстрое отступление фашистов следствие не того, что их разбили под Орджоникидзе, хотя, конечно, упорное сопротивление защитников этого города тоже сыграло свою роль. Главное — разгром их под Сталинградом, окружение огромной массы их войск, ликвидация всех попыток деблокировать окружённых и боязнь быть отрезанными в предгорьях Северного Кавказа гнала с такой скоростью эти полчища фашистских вояк и их прихвостней.
Последние проходившие немцы, увидев, что в школе остаётся много не вывезенного зерна, облили его бензином и вместе со зданием подожгли. Школа, выстроенная из кирпича и самана, горела плохо, да и зерно, очевидно, недостаточно сухое, несмотря на все старания фашистов, тоже не горело, а задерживаться поджигатели боялись.
К вечеру дорога опустела. Не осталось ни одного солдата, как будто уехали с ними и все, кто собирался властвовать в станице, надеясь, что советская власть сюда больше не вернётся. Так, по крайней мере, думали Катя, Матрёна Васильевна и многие другие. Первое, что пришло им на ум, спасти хоть сколько-нибудь хлеба. И вот десятки женщин с вёдрами, мешками и даже просто с кастрюлями бросились к школе и, не обращая внимания на огонь, нашедший себе пищу в дверях и окнах, стали торопливо выгребать зерно, насыпать его в принесённую тару, бегом тащить домой, высыпать на пол и немедленно возвращаться, чтобы спасти от огня как можно больше.
Три раза бегала в школу Катя и сумела принести домой около мешка пшеницы. Правда, зерно пахло бензином, частью подгорело, но ни сама Алёшкина, ни её дети настоящего хлеба не видели уже почти восемь месяцев. Когда через несколько дней при помощи ручной мельницы она намолола немного муки и испекла лепёшки, ели они их с большим аппетитом.
Возвращаясь к школе в четвёртый раз, Катя увидела, что крыша рухнула внутрь здания, и остатки зерна достанутся огню. В этот же вечер, уже в темноте зайдя в свой двор, она услышала выстрел, и около её головы просвистела пуля, с резким стуком ударившаяся о кирпичный столб, служивший угловым основанием её дома. Она испугалась и, пригибаясь, бросилась внутрь. Ещё днём, убедившись, что квартира опустела и немцы бесследно исчезли, она переехала из роддомовского чуланчика вместе с детьми, туда же таскала и спасённое зерно. Катя так устала от этой работы, и так переволновалась из-за выстрела, едва не стоившего ей жизни, что, не раздеваясь, повалилась на подстилку, где уже спали её девочки.
Когда на следующее утро она встала, чтобы приготовить хоть какой-нибудь завтрак, стало ясно, что потребуется много труда, чтобы привести в порядок жильё. Мало того, что немцы захламили его всяким мусором — бутылками, коробками из-под консервов, бумагой, грязными тряпками и просто грязью, видимо, приносимой за ночь с улицы, они ещё умудрились переломать большую часть мебели, находившейся в доме, перебить почти всю посуду и загадить кастрюли. Впрочем, последних-то у неё оставалось всего две. Ещё до прихода постояльцев к ней не один раз заходила и соседка Каплунова, и бывшая домработница Нюра, отец которой стал старостой, на её глазах бесцеремонно они рылись в шкафу с посудой и забирали лучшее, цинично замечая:
— Тебе, Катерина, эти кастрюли всё равно не нужны будут, ведь не сегодня-завтра тебя повесят.
Однако эти предсказания не сбылись. Почему комендант и полицаи не успели ликвидировать людей, занесённых в чёрный список, в котором, как впоследствии выяснилось, действительно была её фамилия, так и осталось непонятным. Но то, что вчера в неё стреляли, а выстрел был явно не случайным, направленным именно в неё, не оставляло никакого сомнения. Очевидно, далеко не все, сотрудничавшие с фашистами, покинули станицу, кое-кто остался…
Между прочим, за время своего краткого пребывания в Александровке немцы так и не провели ни одной организованной акции по уничтожению советских активистов, живших в станице, ограничились убийством отдельных людей. Одним из первых был убит главный инженер Крахмального завода Которов. Про него ходили слухи, что он оставался в станице умышленно, собираясь служить немцам, но был застрелен во дворе завода в первый же день оккупации, как потом стало известно, по доносу Сахарова. В последующие дни пьяными офицерами
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
