следующего собрания Совета, возобновить террор в тот момент, когда этого потребуют интересы революции.
На заседании Совета присутствовал агент полиции Азеф, который вроде подчинился решению Совета и временно распустил Боевую организацию. Пауза, которую он допустил, была для него выгодна.
Пока он не знал, будет ли министерство, в которое пришёл новый министр, работать по-старому или применит новые методы полицейской работы. Он хотел понять: по каким правилам пойдёт игра — по новым или по старым?
Агент номер один
Из постоянных ночных докладов Герасимова Столыпин черпал для себя интересную информацию.
— Откуда у вас всегда такие ценные сведения? — однажды спросил Столыпин у начальника охранного отделения.
Герасимов не утаил, что знал, от ответа не ушёл. С первого дня своего знакомства со Столыпиным он понял, что Петру Аркадьевичу можно доверять. Как опытный полицейский, он сознавал, что во внутриведомственной борьбе, присущей их министерству, ему следует делать ставку только на Столыпина. Поэтому и вёл он себя с министром совершенно откровенно.
— У нас есть агент в центральном штабе эсеров. Агент весьма ценный, которому я полностью доверяю.
— Разве такие бывают? — с иронией спросил Столыпин.
— Бывают, Пётр Аркадьевич, — и Герасимов открыл министру свою самую главную тайну.
Он рассказал, как благодаря своей настойчивости получил от Рачковского Азефа и сумел сделать его своим другом. Опекал он Азефа, как самого близкого человека.
— Что ж, — заметил Столыпин, — это весьма любопытно.
Из донесения Департамента полиции:
«Евно Фишелев Азеф родился в 1869 г. в местечке Лысково Гродненской губернии в семье портного. В 1874 г. семья переехала в г. Ростов-на-Дону. Там же окончил гимназию. После окончании гимназии перебивался мелкими заработками: давал уроки, служил в различных конторах, был репортёром местной газеты „Донская пчёлка“.
В 1884 г. примкнул к „Северному союзу социал-революционеров“. В 1892 г. уехал в Германию. В 1893 г. поступил в политехнический институт в г. Карлсруэ, где стал членом русской группы социалистов. В том же году предложил свои услуги Департаменту полиции… В 1899 г. получил диплом инженера-электрика в университете г. Дармштадта и вернулся в Россию…
В 1901 г. — один из организаторов партии социал-революционеров. 1903 г. — в Боевой организации партии эсеров… с 1893 г. — платный агент…»
Столыпин стал неизменно интересоваться Азефом. Он всегда спрашивал у Герасимова, что докладывает его подопечный.
— А вы узнали у Азефа, что он думает по этому поводу? — неизменно задавал он вопрос.
Герасимов обратил внимание на то, что Петра Аркадьевича как политика интересовали в первую очередь политические дела, и ему всегда хотелось знать, как Азеф оценивает реакцию той или иной группировки или фракции в Думе на действия правительства. По сути, он проводил политическую экспертизу, предсказывающую действия противников династии. Получив исчерпывающий ответ, Столыпин обязательно говорил:
— Передайте своему Азефу мою благодарность.
— Непременно передам, — обещал Герасимов.
Разумеется, передавал. Похвала Столыпина, конечно, льстила Азефу — как-никак на него обратил внимание сам министр, имя которого звучало по всей России. Хотя люди по-разному оценивали его деятельность, но то, что в министерство пришёл сильный человек, не чета прежним руководителям, понимали все.
Когда возник вопрос о роспуске Думы, Столыпин просил Герасимова уточнить у Азефа, что он думает по поводу введения в правительство «общественных деятелей». Речь шла о Гучкове, Шипове и других умеренных либералах, которыми Столыпин намеревался укрепить правительство.
Азеф отвечал: надо обязательно ввести этих людей в правительство, станет только лучше.
— Он считает, что это просто необходимо для умеренного развития страны, — передавал Герасимов слова своего агента.
Не обошёл Азеф стороной и вопрос об аграрной реформе. Он высказался твёрдо: сельскую общину в том виде, в каком она существует, надо уничтожить, а вместо неё создать частнособственническое крестьянство. Только так, считал он, можно предупредить грозящую стране аграрную революцию.
— А ваш Азеф умеренный кадет, — констатировал Столыпин. — Слушаю вас и удивляюсь, как такой человек, как он, придерживающийся подобных взглядов, может входить в состав центра социал-революционеров, ведь он занимает совершенно иную позицию, чем его партия.
Однажды Столыпин сказал Герасимову, что хотел бы лично побеседовать с Азефом, чтобы получить ответы на вопросы, которые его интересуют.
— Я думаю, что он сможет их прояснить.
Но встреча не состоялась. Видимо, Герасимов не хотел сводить их, и на это у него была своя причина. Если бы он их познакомил, надобность в нём отпала бы — они могли контактировать в дальнейшем и без него. Что ж, профессионал все ходы просчитывал намного вперёд.
Сам Столыпин был высокого мнения об агенте.
— Смотрите, Александр Васильевич, во что бы то ни стало сохраните его!
— Разумеется, Пётр Аркадьевич, второго такого сотрудника найти мы не сможем. Он талантлив в нашем деле и, как видите, не только в нём, умён он и в политике.
— Потому вас и предупреждаю: ради Азефа можно пожертвовать менее крупными фигурами, если придётся выбирать между ними.
Герасимов соглашался:
— Да, такой агент, как Азеф, стоит всех других, если не больше!
Конечно, Столыпин знал историю Азефа. Знал, что он прежде работал на Рачковского, но был им недоволен, потому что в угоду политическим амбициям Рачковский совсем о нём позабыл и не относился к нему с должным вниманием, бросив на произвол судьбы; знал, что Герасимов прибрал Азефа к рукам и относился к нему с большим вниманием и уважением. Он так и сказал Азефу: «Что было до Рачковского, меня больше не интересует». Но, думается, говорил он неправду. Копаясь в архиве, Герасимов проверял все следы, чтобы убедиться, не ведёт ли тот двойную игру. Сопоставляя факты и сообщения агента, сверяя их с донесениями других сотрудников, Герасимов пришёл к выводу, что все сообщения Азефа точны и объективны. Азеф играл честно. Его осведомлённость о внутрипартийной жизни была совершенно исключительной.
Сам Азеф не скрывал, что с Герасимовым ему работать лучше, чем прежде с Рачковским.
— Ведь раньше было совершенно другое, — замечал он. — Прежние руководители нередко ставили меня под удар, не думая о последствиях. То были господа с куриными мозгами. Теперь вы понимаете, — говорил он Герасимову, — что от прежних господ у меня случались утайки, а от вас нет. Они меня не щадили, и иногда мне приходилось прилагать максимум усилий, чтобы выкрутиться из сложного положения. Они не считались с моими предупреждениями работать осторожно, ведь слухи о моём предательстве уже начали ходить
