какому поводу мы сюда ввалились.
Высокий официант, похожий на Дэнцела Вашингтона в молодости, поздравил меня, пожав мне руку своей крепкой шоколадной кистью, и пожелал прожить ещё, как минимум, столько же.
– Хорошо, обещаю прийти праздновать столетие именно сюда! – засмеялась я.
Смотри-ка! А испанская речь звучит всё разборчивей. Вот что значит – интересные собеседники. Благо, Хосе время от времени выступает переводчиком на итальянский, склоняясь к моему уху как можно ближе… Какие замечательные люди – взяли, вошли в мою жизнь и устроили там гуманный сюрприз! И отделка стен в ресторане – под шхуну старинного корабля-каравеллы чудесная! У негра этого безумно красивые уши – малюсенькие, ювелирно закрученные… Как мне повезло! Не было бы счастья, да несчастье…
Непонятно, правда, чем этот «интернационал» закончится… Ладно, оригинальный ужин в мою честь все-таки обязательно скрасит неизбывную горечь одиночества…
Мучительные, токсичные мысли о неприезде Серёжи отодвинулись в область затылка.
– Что ты любишь? Какое блюдо хотела бы съесть? – спросил Хосе.
– Я обожаю осьминога. Особенно, когда нахожусь у моря…
– А пить?
Алкоголь мне претил, и застолье с пьющими людьми удовольствия никогда не доставляло. Даже по случаю, позволяющему отступление от правил. А уж здесь, в малознакомой компании, в неизвестной части огромного, нового для меня города, точно стоило оставаться трезвой.
И я заказала пиво, испанское «Мау» – из любопытства.
Остальные тоже удовлетворились пивом из больших, тяжелых стеклянных кружек.
Меня поразила и тронула деликатность моих «гостей»: могли под сурдинку и коньяком за мой счёт побаловаться.
Осьминог, порезанный слишком мелко, успел за день задубеть. Свежего сейчас никто бы варить не стал, даже ради юбилея. Терпеливо пережёвывая морского гада, я успокаивала себя тем, что он – не последний в моей жизни.
Хосе внимательно наблюдал, как я жую. Подавшись вперед, к моему лицу, он тихо сказал:
– Нет ничего хуже жесткого осьминога. Но я знаю, где можно попробовать мягкого, свежего…
Тут я подумала, что у Хосе мне лучше не ночевать. Он волновался, кашлял, багровел и сверлил меня взглядом одичалого пса.
– Давайте выпьем за то, что жизнь прекрасна? – предложила я.
Мой голос звенел, и я одна понимала причину внутреннего напряжения. Рядом не было того, ради которого я сюда так трудно добиралась две тысячи километров… С кем мечтала праздновать эту дату. Остро не хватало Серёжи…
– Да! За то, что жизнь у нас – одна! – подхватил Марко.
– За то, что она дарит нам новых друзей! – подняла свою кружку Вероника, чокаясь со мной.
– И за то, что женщины – соль этой жизни, – пряным голосом сказал официант «Вашингтон», подходя к столику.
Держа руку за спиной, он дал мхатовскую паузу и – протянул мне живую, свежую красную розу.
Все дружно зааплодировали, а Хосе встал и, склонив полуседую курчавую голову, поцеловал мне руку.
– Вы так прекрасны… – пропел он по-английски знаменитую строку, подражая Джо Кокеру.
Я протянула Марко свой фотоаппарат для исторического снимка.
Официант отошел к стойке, включил музыку – знакомую всем собравшимся, в том числе и мне.
Звучала «сардана». По мнению чернокожего официанта, именно национальный каталонский танец больше всего подходил к происходящему. Подав друг другу руки и улыбаясь по-детски, наша странная компания пошла поперёк пустого зала. Натыкаясь на столы и стулья, мы постепенно образовали в центре зала круг. Каждый выделывал ногами, что ему вздумается.
Но не характерный для «сарданы» шаг и не внезапная сплочённость коллектива, которой могла позавидовать вся советская эпоха, имели значение. «Момент истины» тут был один – мне посчастливилось, несмотря ни на что, отпраздновать пятидесятилетие! Все мои теории подтвердились. Забытый чемодан оказался ни к чему! И седой калган не помешал! Я вписалась в экспромт!
И только мысль о неприлетевшем Серёже точила об мои мозги свое ржавое лезвие.
Но я добросовестно от неё отмахивалась…
– Ты знаешь, в Барселоне всегда случаются какие-то чудеса. Волшебный город. Одно слово – Каталония! – сказал мне Хосе, гордо вскинув коротенькую бровь. – Вот я тут родился шестьдесят лет назад и никуда отсюда не уеду. Я – прирождённый каталонец. А ты надолго приехала?
– Не знаю, дней на пять…
– Мало… Но ничего, ты сюда ещё не раз приедешь. Барселона просто так не отпускает.
Мы вернулись к столу.
Марко, улыбавшийся всё это время тридцатью двумя эталонными зубами, ловко сложил из белой бумажной салфетки розочку и вручил её мне. Он даже умудрился «создать» на стебельке аккуратненький листочек, написав на нем сегодняшнюю дату и букву «М».
Хрупкая салфеточная роза не выдержала бы заточения в сумке, и я сфотографировала её, увековечив. Автор выглядел польщённым.
Хосе размяк и по-хозяйски положил одну руку на спинку моего стула. На языке жестов это означало, что каталонец, так и не сказав конкретно, сдаст ли он мне комнату, знал наверняка, куда он пристроит «новорожденную» спать. Ведь мы оба «парлакали» на итальянском. Да и разница в возрасте тоже, наверное, казалась Хосе идеальной. Он, не задумываясь, сделал бы меня своей подругой. Сегодня же. Если бы я согласилась.
Мне казалось, что всё происходит во сне – затяжном, цветном, похожем на реальность.
О ночлеге думать пока не хотелось. На улице меня теперь точно не оставят. Хотя бы по причине европейской культуры поведения.
Вероника встала из-за стола первая: её ждали дома дети. Официанты вяло наблюдали за происходящим издалека. Я подняла тост за собравшихся, поблагодарила их за своеобразный подарок и расплатилась.
Компания интернационального единства дружно покинула помещение.
***
Испанская ночь в августе кажется тёплой настолько, что и на скамейке переночевать не страшно. Но не в Барселоне, а уж тем паче – не на её задворках. Однако идти к Хосе мне совершенно не хотелось. Жизненный опыт подсказывал, что поклонник пожилого возраста – не молодёжный безответственный бурлеск, а вполне драматическое мероприятие. Да и жилище курящего, надсадно кашляющего мужчины наверняка соответствует всему вышеперечисленному. Одной лирической грустью в глазах и образованностью уюта не создашь.
Хосе, уходя утром из дома, разумеется, не предполагал, что ему предстоит вернуться в холостяцкий беспорядок не одному. И мне не хотелось ставить мужчину в неловкое положение.
Я отозвала в сторону Веронику:
– Скажи, а гостиницы тут нет поблизости?
– Зачем? У тебя, что, деньги лишние? У Хосе шестикомнатная квартира, огромная. Он все время кого-то к себе пускает.
– Понимаешь, он курит… Да ещё такие крепкие сигареты. Я не выношу запаха табака.
– А… К себе я тебя позвать не могу, просто нет места. Давай спросим у Марко? Он недавно разошелся с женой, и у него есть отдельная комната, я там пару раз ночевала.
