— Да, держу блокнот рядом с кроватью. И в нем множество чистых листов.
— А в целом как себя чувствуете? Не направить ли вас на консультацию к психиатру или психологу, если вы считаете, что это могло бы вам помочь?
— Нет, откровенно говоря, я сыт по горло разговорами об этом. Люди и так считают меня ненормальным, не надо ещё и психиатра.
— Но в этом нет ничего позорного. Вы пережили тяжёлую травму — и это форма психического заболевания.
— Я в порядке, честно. Жизнь налаживается. Кажется, я влюбился…
— Прекрасная новость. Помнится, вы намеревались разводиться.
— Не совсем так. Это она собиралась. И всё ещё хочет развестись, но, надеюсь, вместо этого мы опять поженимся.
— Ясно. Предложение о помощи психиатра остается в силе, в любое время…
Под конец встречи доктор Левингтон пожелала взглянуть на мою онлайн-биографию, и я, заметно нервничая, кликнул на ссылку Не прошло ещё и суток, однако я боялся, что найдутся люди, которые захотят воспользоваться ситуацией и предъявят старые долги или вспомнят старые обиды. Но я преувеличивал опасность. Никто не написал обо мне ни слова.
Весь следующий день я то и дело открывал свою страничку, щелкал на «обновления», но вся моя биография по-прежнему состояла из фразы «Эта статья требует доработки. Вы можете помочь Википедии, исправив и дополнив ее». Судя по статистике, всего несколько человек открывали эту страницу, но ни один не потрудился написать хоть слово. Гэри проверил Фейсбук и между делом сообщил, что все мои знакомые нашли достаточно времени для публикации своих новых фотографий и обновлений своих статусов.
Даже Мэдди не ответила на письмо, и я забеспокоился, как она себя чувствует после сногсшибательной новости, что её муженек, оказывается, просто забыл об их браке. Но потом Мэдди позвонила Линде: она хотела встретиться со мной за чашечкой кофе, чтобы «серьёзно поговорить».
— Вот, это же почти свидание! — Я преисполнился оптимизма.
— Хм, не думаю, Воган. Кажется, она хочет поговорить о том, что вам теперь делать.
— Нет уж, я прекрасно слышал, как вы разговаривали. Просто двое взрослых людей встречаются для обсуждения очень сложной ситуации.
Через пару минут я выскочил из своей комнаты:
— Как думаешь, эта рубашка не слишком яркая? Может, лучше вот эту?
— Всё равно, Воган, обе хороши.
— А туфли подойдут? Чересчур официально?
Я перерыл свою одежду, но Мэдди уже видела меня во всем этом. А рубашки Гэри выглядели так, словно их стирали с нарушением инструкции либо не стирали вообще.
— Я успею сбегать купить что-нибудь из одежды?
— Воган, твои наряды ровно ничего не значат. Просто будь собой.
— Легко сказать. «Собой» — это кем именно, интересно?
* * *
Я пришел в кафе неприлично рано, устроился за столиком на террасе, чтобы видеть, как она подойдет. Я смотрел в книгу и уже в двадцатый раз перечитывал одну и ту же строчку. Мэдди выбрала кафе в Ковент-Гарден, площадь перед ним была запружена народом, и я то и дело вздрагивал, принимая других людей за Мадлен. Наконец она появилась, я радостно вскочил навстречу, но с её стороны — ни улыбки, ни приветственного взмаха руки. Я потянулся было чмокнуть её в щечку, но она проигнорировала мои намерения, так что пришлось сделать вид, что наклонился просто подвинуть ей стул.
— Привет! Рад тебя видеть! Прекрасно выглядишь…
— Давай приступим к делу, — довольно холодно прервала она.
Сегодня она сменила прическу и показалась мне уже не ослепительно рыжей, а скорее рыжеволосой блондинкой. Она заказала двойной эспрессо.
— О, двойной эспрессо! В точности как я! — обрадовался я, полагая, что близость вкусов всё-таки что-то означает.
— Ничего подобного, ты всегда заказываешь капучино.
Она знала меня настолько хорошо, что практически лишила шансов удивить её.
— Впрочем, неважно. Послушай, я встречалась с адвокатом и думаю, хорошо, что финальное слушание дела отложили.
— Чудесно! — Я изо всех сил постарался не скривиться, попробовав свой крепчайший кофе.
— Да, он сказал, что если бы заседание состоялось, а потом выяснили, что ты был не совсем здоров, то развод могли признать недействительным. Гораздо лучше разводиться, если уверен, что результат невозможно обжаловать.
— А… — вздохнул я. — В этом смысле.
Неподалеку от нас уличный актёр то ли жонглировал, то ли балансировал на уницикле, то ли совмещал оба действия, а его самоуверенные комментарии периодически прерывались аплодисментами.
— Понимаешь, я рассказала ему о твоей амнезии, и он сказал, что ты должен предоставить медицинское заключение, что вполне вменяем и способен отвечать за свои поступки. Не хочешь записать?
— Нет, спасибо, я запомню.
— Поэтому тебе как можно скорее следует обратиться к психиатру или неврологу, или кто там выдаёт такие справки, чтобы мы могли закончить с разводом.
Крошечная надежда на то, что она, быть может, пытается наладить со мной отношения, была раздавлена в лепёшку. Нам оставалось только сидеть здесь на террасе, а здоровенные обогреватели, расставленные между столов, тщетно пытались вернуть лето в этот мир, где температура стремительно падала.
— Ты уже был у психиатра?
— Я не сумасшедший. Почему все решили, что мне нужен психиатр?
— Ну, например, ты предложил нам начать сначала. Это полный бред, не находишь?
Очередной взрыв аплодисментов с другого конца площади. Если бы она только захотела узнать меня поближе, она бы увидела, какой я искренний и внимательный. Она бы забыла все гадости, что нашептывал ей адвокат, и убедилась, что я именно тот мужчина, который ей нужен.
— Как дети? — Я действительно хотел знать о них, но вместе с тем и напомнить ей, что нас многое связывает.
— Нормально. Я пыталась намекнуть, что с тобой кое-что случилось, но Дилли ужасно расстроилась. Так что здесь нам придётся действовать очень бережно…
В глубине души я боялся быть представленным собственным детям. Сомневался, что сумею произвести правильное первое впечатление на людей, знавших меня всю свою жизнь. Они ведь всё прочтут в моих глазах — и отстранённость, и отчуждённость, и безразличие.
— Ладно, делай так, как считаешь нужным. Но скажи им, что я ужасно хочу познакомиться с ними.
— Нет уж, этого я говорить не стану.
— Я имел в виду — повидаться. Вновь.
Я надорвал пакетик с сахаром и равномерно распределил его содержимоё между кофейной чашкой и поверхностью стола.
— По-прежнему пьешь с сахаром?
— Сколько себя помню…
