Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 36
кстати, оспаривают мнение некоторых архангельских: мол, «истина в Двине».
Но наш разговор не о гидронимах, а о недавнем прошлом. О том, например, каким чудом удалось в лихолетье сохраниться Никольской церкви. А ведь хотели уже сровнять с землей.
– Купола с Никольской церкви снимал лавочник, местный житель. Это было в 30-е годы. Он, с целью выслужиться перед большевиками, нанялся добровольно срубать купола, чтобы его заслуги были замечены и желательно отмечены новой властью. Срубил три купола, видит с высоты – дом его загорелся. Бегом спустился, говорят, такую прыть выказал, что никто раньше не видел, чтобы он так скоро бегал. А у него в чулане, оказалось, золото было припрятано. Вот он прибежал, вскочил в дом, в чулан к своему золоту, а дом тут и обрушился – сгорел лавочник. «В чулане спрятанное золото лежало./ Берег на черный день, радел./ Чернее дня, чем тот, и не бывало: /В огне сгорело все. И сам сгорел» – такое у нас стихотворение написали.
И с тех пор попытки разрушить храм прекратились. В войну колокольню использовали как смотровую вышку пограничники. В самом храме устроили зерновой склад, а в Введенском храме был клуб. От зернового склада остались зарубки на бревнах: «столько-то мешков», «столько-то пудов». Мы специально оставили – пусть потомки смотрят и думают, до чего можно дойти, если забыть про Бога.
А потом в один действительно прекрасный день наш сосед Александр Порфирьевич Слепинин первым начал восстанавливать Никольский храм. Изо дня в день постоянно, кряхтя, сгибаясь, перекрывал крышу колокольни. «Жаль, что такая красота погибнуть может!» – говорил. Просто начал работать, никому ничего особо не говоря, – кто хотел, присоединялся. И знаете, стали помогать! Сначала местные жители, потом рыбаки, охотники, которых тут много в теплое время года. Привезут что-нибудь: кто материалами поможет, кто деньгами, кто подсобит в работе. Как один сказал: «На охоте да на рыбалке и что доброе сделать можно – не все же пить да пулять!» Вот так Ворзогоры вновь сплотились вокруг своей церкви. Снова поняли, что значит жить миром, как раньше.
На Севере ведь как: если миром жить не будешь – всё, считай, хоть не живи. С детства людей учили жить не только и не столько собой, сколько в мире с мiром, на котором и смерть красна. То есть речь-то не о тщеславии ни о каком, а о доброй жизни с окружающими людьми, о самом естественном библейском законе любви к ближнему, как к самому себе. Раньше получалось – почему сейчас не получится, интересно? И соблюдение этого закона, когда тебе небезразличен твой ближний, когда и ты сам – ближний для всех остальных, всегда имеет благие последствия, даже, скажем так, материальные. Ну, все по Христу: «Ищите прежде Царствия Божия, и это все приложится вам». Так и прикладывалось «это всё»: поморские села и деревни славились своим достоинством и достатком. Так будет, думаю, и сейчас, если мы правильно расставим приоритеты: сначала Бог, потом – ближний, а «это всё» уж после.
Тут с трех сторон море, с четвертой – болото, а люди жили в мире и достатке. Как, спрашивается, они могли содержать огромное хозяйство? Сотни коров, лошади, тысячи овец – как? А очень просто: помогая друг другу. Если бы каждый был сам за себя, как это проповедуется сейчас у нас в обществе, то никто бы и не выжил. Овец дак вообще увозили на все лето на остров Осинки, он там, в море, они там и паслись себе спокойно. А кто повезет? Что, каждый со своим десятком-сотней? Нет, сообща и отвозили, пастухи были свои, там жили.
Тут никто не воровал. Это ж смерти подобно. И стыдно, и больно взять чужое. Один раз засветишься – позор навсегда. Так бы сейчас везде было, по-другому бы на жизнь смотрели. Да и сама она была бы светлее. И «згу» бы увидали.
Очень нерентабельные христиане
Представить себе жизнь северной русской деревни без таких, как семья Паничевых – Павла Ивановича и Нины Федоровны, – думаю, сложно. Потому что именно такие люди сохраняют то русское, что еще в нашей деревне осталось, делают ее способной к сопротивлению всевозможным «оптимизациям» – будь то материальным, будь то, увы, духовным.
Трудолюбие, о котором можно только мечтать на любом предприятии, воспринимается ими совершенно естественно и без «стахановского» надрыва: «С детства работать приучены – вот и работаем всю жизнь. Ничего тут особенного и нет». Любовь к людям, готовность прийти на помощь в любую минуту – это с молоком матери впитанное главное условие жизни в селе: «Не помочь нельзя, тем более соседу! Сегодня ты ему поможешь, завтра он тебя спасет… Ну как же без этого-то?!» Они не трубят о своем Православии – христианство у них в крови, что они и доказывают всей жизнью, смиренно, без гнева неся крест всевозможных невзгод, бед и печалей, которых за долгий век свалилось на них огромное количество.
Каждый раз, когда встречаешься с этой семьей в их чистом, уютном, всегда на совесть прибранном доме, получаешь еще один кусочек для драгоценной мозаики. «Там, где не рады, век не бывай, там, где рады, не учащай». А поскольку Паничевы гостям всегда рады, то мне очень нравится время от времени заезжать к ним в село Пески, на берег Кубенского озера, – это в Вологодской области. Всегда чай, знаменитый кубенский рыбник, варенье и еще что-нибудь из печки. Попробуй встать из-за стола «непоетым» – обидятся. Хотя Паничевы не любят обижаться, они предпочитают прощать и молиться. Даже за тех, кто был или становится виновником их испытаний.
Нина Федоровна, бывший учитель сельской школы, – находка не только для филолога, интересующегося северными наречиями. Ее истории, искрометные замечания, добродушные обличения приносят душе и радость, и добрую печаль, а иногда и стыд за себя. Она говорит больше, чем Павел Иванович, тот предпочитает отмалчиваться, но чувствуется прекрасно, что последнее слово в большой семье Паничевых всегда за ним. На «ты», «попросту», к Павлу Ивановичу уж никак не обратишься – только почтительно: чувствуются и авторитет, и благородство, вполне обоснованные.
И в этот раз я заехал в Пески с радостью: что-то расскажут старые добрые знакомые? Встретили как обычно – с объятиями.
– Чего деревня… Сейчас уж соседи умерли, дом пустой, сыновья разъехались. Здесь-то сколько народу зимой? В пяти домах. Половина деревни пустая, разве что летом тот край дачники занимают. А тут все по одному, вот мы двое да Павла Ивановича брат Валентин, там трое, дочка ухаживает за ними, девяностолетними. Да и закрыты дома на замки.
– Многие держат скотину?
– У нас нет
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 36
