Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
покрыта густым слоем волос. В воде волоски встают дыбом и плывут, как водоросли, тут-то их видно лучше всего; когда же лягушка на суше, они опадают и кажутся спутанной массой каких-то студенистых нитей.
С тех пор как впервые найдена была волосатая лягушка, среди ученых не затихали споры о том, для чего все-таки служит это необычное косматое украшение, но теперь, кажется, исследователи приходят к единому мнению: волосы помогают дыханию. Все лягушки дышат в большей или меньшей степени кожей; иными словами, кожа вбирает в себя кислород из воды. Таким образом, лягушка обладает, так сказать, двумя дыхательными аппаратами: кожей и легкими. И потому, когда лягушка дышит кожей, она может довольно долго оставаться под водой. У волосатой же лягушки множество тончайших кожных отростков значительно увеличивает поверхность кожи и этим очень помогает дыханию. Сначала ученые сильно сомневались в таком предназначении этих волосков, ибо они существуют только у самцов; у самок этого вида кожа такая же гладкая, как у всех прочих лягушек. А потому могло показаться, что волосы эти служат только украшением и не приносят никакой пользы, — ведь просто смешно предполагать, будто у самца столь короткое дыхание, что без помощи волосков ему не обойтись, а безволосой самке и так воздуха хватает с избытком. Однако столь странное противоречие вскоре объяснилось: оказывается, самцы проводят всю свою жизнь в воде, тогда как самки бóльшую часть года проводят на суше и спускаются в воду только в брачную пору. Итак, секрет открылся: самка почти все время на суше и дышит легкими; самцу же в его подводном жилище волоски приходятся очень кстати — он почти не вылезает на берег.
Есть у волосатой лягушки и еще одна любопытная особенность: мясистые пальцы ее задних лапок снабжены длинными, белыми, полупрозрачными когтями; когти эти лягушка при желании выпускает, а когда в них нет более нужды — втягивает в нечто вроде ножен в пальцах, как кошка. Я на собственном опыте убедился, что когти очень острые и служат лягушке надежным оружием, — об этом красноречиво свидетельствуют царапины у меня на руке. Думаю, что у лягушкиных когтей двоякое назначение: во-первых, они — средство защиты, а во-вторых, ими удобно цепляться за скользкие камни в быстрых ручьях, где обитают эти земноводные. Всякий раз, как мы ловили волосатых лягушек, они отчаянно лягались задними лапками и выпускали когти из ножен; одновременно лягушки издавали странные, пронзительные крики — нечто среднее между хрюканьем довольной свиньи и страдальческим писком пойманной мыши, причем крик этот на удивление громкий и, когда его не ожидаешь, может порядком напугать.
Мои волосатые лягушки очень удобно устроились в своей большой жестянке, а после многочисленных ночных охот я добыл еще нескольких: теперь у меня их было семь, и все самцы, с роскошной растительностью на спине. Не один месяц я шарил повсюду, пытаясь найти для них самок, но безуспешно. И вот однажды ко мне на веранду явилась очень милая старушка, лет девяноста пяти, с двумя калебасами: в одном сидела пара землероек, а в другом — крупная самка волосатой лягушки. Самка эта осталась единственной, другой мне так и не удалось раздобыть, и, естественно, я обращался с ней особенно бережно и заботливо.
С виду лягушка мало отличалась от самца, разве что кожа у нее была посуше и пожестче да окраска ярче: кирпично-красная с шоколадными крапинками. Она отлично себя чувствовала среди семерых кавалеров и даже перешла за компанию на подводный образ жизни. Целыми днями все лягушки лежали в воде, почти совсем в ней скрываясь, готовые нырнуть на дно жестянки, едва кто-нибудь подойдет близко; однако по ночам они набирались храбрости, влезали на камни, которые я нарочно для этого им положил, и сидели там, разевая рот и глядя друг на друга без всякого выражения на физиономии. Все время, пока мы были в Африке, и на пути в Англию (а это был долгий путь!) лягушки упорно отказывались от еды, хоть я и соблазнял их самыми изысканными лакомствами. Но все они были необычайно толстые, а потому их долгий пост меня не слишком волновал — ведь большинство пресмыкающихся и земноводных могут подолгу обходиться без пищи и ничуть от этого не страдают.
Когда настало время уезжать из Бафута и двинуться в наш главный лагерь, а оттуда на побережье, я устроил лягушек в неглубоком деревянном ящике, который был выстлан мокрыми банановыми листьями. Ящик нельзя было сделать глубоким: испугавшись чего-нибудь, лягушки стали бы высоко подскакивать и расшибли бы свои нежные носы о деревянную крышку; в мелком же ящике такая опасность им не грозила. По дороге из Бафута лягушки доставили мне немало хлопот и несколько очень тревожных минут: высоко в горах климат прохладный, приятный, но, когда спускаешься в лесистые равнины, ощущение такое, словно попадаешь в турецкие бани, и лягушкам эта перемена пришлась не по вкусу.
На одном из привалов по пути вниз я открыл ящик и ужаснулся — все мои волосатые лягушки распластались на дне, вялые и обмякшие, без признаков жизни. Я как безумный кинулся к ближайшей лощине и погрузил ящик в ручей. Прохладная вода постепенно оживила четырех лягушек, а трем было так плохо, что их уже не удалось спасти: вскоре они испустили дух. Итак, у меня остались три самца и самка. И всю остальную часть пути мне приходилось через каждые две-три мили останавливать грузовик и окунать ящик с лягушками в ручей, чтобы оживить его обитателей; только таким способом я ухитрился доставить их в наш главный лагерь живыми. Но когда мы туда прибыли, мне пришлось ломать голову над новой неожиданной задачей: волосатые лягушки не могли высоко подскакивать в ящике и потому не разбили себе носы, но зато они пытались зарываться в углы ящика и этим умудрились содрать себе всю кожу с носов и верхних губ. Это была настоящая беда: если у лягушки повреждена нежная кожица на носу, на этом месте очень скоро появляется опасная болячка, она разъедает все вокруг, как злокачественная язва, и порой разрушает весь нос и верхнюю губу. Пришлось поскорей сколотить новый ящик для моих волосатых пленниц; этот тоже был неглубок, но внутри я весь его — и дно, и верх, и стенки — обил мягкой тканью, под которую еще подложил ваты. Получилось нечто вроде маленькой палаты для буйнопомешанных. Тут мои волосатые лягушки почувствовали себя как дома: теперь они могли сколько угодно прыгать вверх или зарываться на дно ящика — о мягкую прослойку нельзя было ни
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
