заставить стыдиться, но тот вдруг засмеялся.
— Так устроен мир, дурочка! — он прервался, чтобы откашляться, а затем продолжил: — Слабых убивают и угоняют в рабство сильные. Мы сожгли вашу деревню, а твои родичи до этого сожгли десятки других. Или Ясон попал к вам добровольно, а?
Ингигерд не ответила.
— То-то и оно… Я не убил твоего братца, а тебя не выкинул в море, хотя на тот сундук мог бы купить десяток холопок. Ты должна быть благодарна мне. Или не стоило высовываться из укрытия.
На этом разговор был окончен. Дражко не стал продолжать, услышав сдавленные всхлипы. Почему-то от них на душе помрачнело. Поэтому он постарался заснуть. Надо поскорее набраться сил, чтобы повести «Лебедь» на Руян.
В Стариграде больше делать нечего, думал юный воевода. На добычу у отца имелись свои планы, да и вагры с опаской глядели на руян, памятуя о былых стычках, так что пройдёт несколько дней, и на горизонте покажутся родные берега…
Но Дражко сильно ошибался.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПОСЛЕДСТВИЯ
«С другой стороны, беспрестанно сталкивались славяне в Нордалбингии с датчанами. Не только соприкасались они непосредственно жилищами, но непрерывно встречались на море в бесчисленных заливах, проливах и гаванях Балтийского моря. Владея огромным протяжением берега и разными островами, большими и малыми, те и другие самим положением своим были предназначены к мореходству. Свыкшись по необходимости с волнами и бурями, они получили к морю и отважному плаванию какую-то особенную охоту. Уже с древнейшего времени Датский материк и острова беспрерывно высылали на море удальцов-викингов (морских витязей, т. е. пиратов) или королей морских. То были дружины, составлявшиеся, как и сухопутные дружины древней Германии, из буйной молодежи, которой не сиделось дома и которая собиралась около витязя познатнее и побогаче, способного снарядить корабль, и шла за ним всюду на бой и добычу. Эти морские разбойники (понятие разбойника в те века не имело в себе ничего позорного), ходили по всему Балтийскому морю, приставали врасплох к прибрежным жилищам и грабили, что попадалось им под руку, в случае нужды храбро защищая оружием захваченное добро. Мало значения имела у датчан торговля, как вообще в древнее время у всех германских народов. Славяне же балтийские ходили по морю и торговцами, и разбойниками. Их морская торговля славилась повсюду и достигла огромного развития. Но и они не отставали от датчан подвигами морского удальства, и только не доставало их витязям сказаний, подобных скандинавским, чтобы стать знаменитыми в потомстве. Главными убежищами этих славянских витязей были два острова, — Фембра, принадлежавшая ваграм, и Рана; но, кроме того, они гнездились и по всему юго-западному берегу Балтийского моря, датскому и славянскому. В Х в. у них были убежища даже на берегу Скании (южной оконечности Швеции); в XII в. они имели приют у вагров, в стране Сусельской; "послали туда священника, говорит Гельмольд, и он пришел в вертеп разбойничий, к Славянам, которые обитают у реки Кремпины; тут был привычный притон морских разбойников", — но не известно, с какого времени»
История балтийских славян. Гильфердинг А.В.
Глава 9. Во мраке
Небо разделилось надвое: одна половина была ясной, тёплой, а другую закрыли тучи. Чёрной лапой непогода охватывала всё вокруг, готовая вот-вот поглотить солнце.
Но в крепости Стариграда не обращали внимания на борьбу стихий. За высоким валом, обрамлённым толстыми стенами, доносились крики, смех и эхо ударов. Окружённые рядами зрителей, бились двое: Круто из дружины Дражко и Сбыслав — клятвенник Ариберта.
Круто славился умением лучника, но и в ближнем бою не отставал. Его щит взметнулся, отбил выпад, треснув досками, а меч уже вынырнул снизу в опасной близости от живота.
— Шельма!
Сбыслав отскочил в последний момент, но не стал задерживаться — сразу кинулся в новую атаку. До этого момента он позволял отроку показать себя, игрался, давая ложную надежду, но теперь Круто отступал под постоянным натиском. Доски щита жалобно трещали, щепки начали разлетаться в стороны. Дружина Дражко с удвоенной силой принялась кричать в поддержку, а люди Ариберта радовались успехам соратника.
— А-ай, зараза! — горячо воскликнул Удо, когда Круто держал в руке уже не более чем связку порубленных досок.
— Щит! — скомандовал Сбигнев, судивший поединок, и помощники спешно принесли замену.
Сбыслав торжествующе ухмылялся, кружился. И, как только Круто схватился за новый щит, тут же сделал выпад.
— Не стой на месте! Да не в зад — а закручивай, закручивай! — не унимался Удо.
Но сказать — одно, а вот сделать…
Сбыслав перестал таить настоящую силу. Любой обман, любую хитрость он знал наперёд и пресекал на корню. Круто бился отчаянно, смело, однако переменить ситуацию был не в состоянии. Ему осталось лишь пойти на риск.
— О-о-о!.. — хором раздалось изумление, когда он швырнул щит в лицо соперника.
Совсем ненадолго, на пару секунд Сбыслав открылся, уворачиваясь, и Круто нырнул под руку, нацелил клинок…
И рухнул лицом в землю, пригвожденный сапогом.
— Ловкий, Шельма! — услышав вердикт о победе, Сбыслав помог сопернику встать.
— Недостаточно… — буркнул Круто, выплёвывая грязь.
Несмотря на поражение, Круто поддержали ликованием. Сбыслав не зря был клятвенником княжича — его ратному умению мало кто мог противостоять.
Дружина Дражко серьёзно отставала. И не мудрено — вчерашние отроки сражались с бывалыми воинами.
Однако нашлись и такие, кто мог задать трёпку зазнавшимся стариградцам. Например, Удо.
Здоровяк вышел в круг с ухмылкой на лице. Это уже третий его бой, и предыдущие закончились довольно быстро. Первую победу пытались списать на удачу, вторую — на размеры. И вот теперь поединок должен расставить всё на свои места, потому что соперником выступил такой же гигант.
Горыня — сурового вида муж, ростом не уступающий Удо. Тяжёлая кольчуга с толстыми сдвоенными кольцами туго обтягивала его могучие плечи, остроконечный шлем накрывал глубокие глаза, ремешок охватывал густую бороду, отросшую до груди.
Дражко напрягся.
А вот Удо — нисколько.
Наоборот, он задвигался, как кот — ловко, быстро, плавно. Горыня ждал столкновения лоб в лоб, зрители — жестокую битву. Но Удо решил по-своему.
Горыня бесполезно махал мечом по воздуху, с каждым разом злясь всё сильнее. Даже начал стыдить:
— А ну, иди сюда! Бейся, трус! Хватит скакать, как танцовщица на ярмарке!
Но Удо не обращал внимания. Соперник был слишком сильным, его щит — тяжелее и прочнее других, меч больше, а опыт не позволял уступить в прямой схватке. Поэтому приходилось делать то, что Удо так не любил — хитрить.
Рассвирепевший Горыня вкладывался в каждый удар, а с его силой даже затупленный
