Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 159
Он: Нет, этого ты не сможешь сделать никогда.
А вот и самая известная запись от 22 января 1892 года:
Я прогуливался с двумя друзьями – солнце клонилось к закату. Меня охватила тоска. Вдруг небо стало кроваво-красным.
Я остановился и, обессиленный, прислонился к перилам – кровь и языки пламени взметнулись над черно-синим фьордом и городом. Друзья продолжали свой путь, а я застыл на месте, дрожа от страха, и ощутил ужасающий бесконечный крик природы.
Скредсвиг рассказывал, что Мунк давно хотел написать запомнившийся ему закат. Но ни один человек не мог понять то, что ощутил он, – страх, охвативший его при виде кровавых облаков. «Нехитрые орудия живописца не позволяли ему выразить это».
Тем не менее Мунк не оставлял своих попыток. В результате появилась картина «Отчаяние», на которой человек, изображенный в профиль и похожий на самого Мунка в шляпе с низкой тульей, стоит у перил моста, а двое других мужчин, в цилиндрах, удаляются прочь. На первых набросках лицо и разворот головы напоминают «Меланхолию», но фон совсем иной: не извилистая береговая линия в Осгорстранне, а бухта, где стоит на якоре корабль со спущенным парусом. Пейзаж замыкают холмы с волнообразными очертаниями. Место, где писалась картина, легко узнаваемо. Это вид с холма Экеберг в пригороде Кристиании, с дороги, которая вела к новому месту жительства семьи в Нурстранне. Мунк часто ходил по этой дороге прошлым летом. Вероятно, в Ницце он писал картину с набросков.
Первый вариант «Отчаяния» – поначалу картина называлась «Настроение на закате» – напоминает набросок: в нескольких местах проглядывает холст. Пожаром полыхает озаренное закатом небо, остальной пейзаж тонет в синеватом вечернем сумраке. Зловещим крестом вырисовываются мачты корабля. В этой работе впервые появляется прием, который впоследствии Мунк будет часто использовать: перспектива как будто затягивает зрителя внутрь картины. Желаемого эффекта художнику позволяет достичь уходящая вдаль четкая линия перил, – она сохраняется во всех картинах, где повторяется этот мотив.
В конце января Мунк понимает, что ему не хватит денег, чтобы пережить зиму, – неизвестно, случилось это из-за увлечения рулеткой в Монте-Карло или по какой-либо другой причине. «Сегодня я подсчитал все, что у меня осталось. Я должен прекратить посещать кафе – надо питаться в дешевых закусочных. Если я хочу свести концы с концами, я не должен тратить больше двух с половиной франков в день». Он не хочет просить денег у тети – у нее полно своих хлопот, хотя теперь, давая уроки игры на фортепьяно, стала вполне сносно зарабатывать Ингер.
Вместо этого Мунк прибегает к проверенному средству – занимает деньги у друзей и знакомых. Скредсвиг, естественно, первый в этом ряду, но Мунк пишет и в Кристианию. Некоторые из его богемных товарищей окончили университет, получили посты и теперь имели вполне стабильный доход. Среди них преподаватель гимназии Сигурд Хёст и врач Карл Вефринг. Мунк обращается к ним, и по крайней мере Хёст денег прислал. Все же Мунку приходится переехать к Скредсвигу. Тот пишет, что Мунк испытывал недомогание, – вероятно, это был рецидив болезни, которая мучила художника:
Белая вилла располагалась среди кустов роз на небольшом полуострове, окруженном голубым соленым Средиземным морем. Может быть, здесь он окончательно поправится. Похоже, он взбодрился. Каждый день пишет по нескольку картин, а вечерами ставит огарок свечи на каменную ограду сада и пишет лунный свет… Написал пинию на зеленом склоне. Но зеленая трава одним мановением кисти вдруг стала выше бледно-фиолетового ствола дерева – потому что, когда он бросил мимолетный взгляд, ему показалось, что зелень как будто устремилась вверх. Ведь первое впечатление самое правильное.
У тети Карен в это время совсем другие заботы, связанные с Лаурой. Оставив планы миссионерской деятельности, она поступила на должность учителя, но не смогла поддерживать дисциплину в классе. Потом она отправилась в Швецию к целителю, который лечил наложением рук и, как она надеялась, мог бы помочь ей. «Курс лечения» результатов не дал. Лаура вернулась в Кристианию, но дома не появилась. Неделю она провела как бродяга, живя «на семь эре в день»: ночевала в приюте для бездомных женщин, а днем слонялась по вокзалу или ходила в молитвенные дома.
Семье удалось каким-то образом отыскать ее. 29 февраля 1892 года Лауру положили в лечебницу для душевнобольных в Гаустаде с диагнозом «истерия».
В сохранившейся с того периода переписке Мунка с домашними те избегают упоминаний о Лауре. Тем не менее есть все основания полагать, что Мунк тщательно следил за судьбой сестры. Он всегда был сильно привязан к семье, и болезнь сестры служила ему напоминанием, какие темные силы властвовали над их родом. Постоянное отчаяние, в котором пребывала Лаура, было сродни его собственным ощущениям; оно вызывало память о меланхолии отца – с той лишь разницей, что сестра быстро перешагнула черту, из-за которой не возвращаются, и не могла вести более или менее нормальный образ жизни.
Лаура провела в больнице два года. Ей становилось все хуже и хуже. В письмах она повторяет, что их семья гибнет, вспоминает всех, кто заболел, и тех, кто, по ее мнению, совершил самоубийство, – все ее мысли о смерти. Она пишет письмо Ингер и подписывается ее именем, потом зачеркивает и пишет свое. «Письмо лишено всякого здравого смысла», – констатируют врачи.
В конце концов тетя все же выслала Мунку деньги, которых должно было хватить, чтобы вернуться в Кристианию. Правда, это не решало его материальных проблем – жить дома было не на что. Единственным спасением могло стать проведение персональной выставки в надежде, что удастся что-то заработать на продаже билетов: «Мои картины никто не покупает, но, может быть, шумиха, которую они всегда вызывали, пусть и своим безобразием, соберет публику». Пытаясь организовать выставку, Мунк не ограничивается одной Кристианией. Этой весной он познакомился с юным почитателем своего таланта девятнадцатилетним Вильгельмом Крагом, автором знаменитого стихотворения, прочитанного в Студенческом обществе. Краг выпустил свой первый сборник стихов за год до их знакомства и сразу же стал центральной фигурой норвежской неоромантической поэзии.
Краг питал искренний интерес к живописи и чувствовал духовное родство с художником. Он не только написал стихотворение, вдохновленное картиной Мунка «Ночь», но и назвал так свой второй сборник стихов. Мунк в долгу не остался: он нарисовал виньетку к сборнику – правда, Краг получил ее с большим опозданием и в книгу она не попала.
Поэт тем летом перебрался в Берген, поближе к издательству, в котором готовилась к печати его книга. Он развил активную деятельность, чтобы организовать здесь выставку Мунка, призывал его приехать, рассказывал, к кому надо обязательно попасть на обед и где найти самых красивых и «дешевых» девушек, – будем надеяться, в качестве натурщиц. Однако выставку организовать не удалось.
Из другого проекта – выставки в Копенгагене, в организации которой Мунк просил помочь Голдстейна, – тоже ничего не вышло. В результате «шестьдесят картин и много довольно крупных полотен – все эпохальные и в будущем всемирно известные» остались этой осенью в распоряжении Мунка. И весьма кстати, как оказалось впоследствии.
Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 159
