и вошла.
Юра был дома и позвал меня из кухни:
– Привет, Лорик! Я купил нам японской еды, будешь?
Муж был в курсе, что я сегодня культурно развивалась вместе с его мамой, так что ужином не занималась. Уже три дня, как Ксюша в лагере, и, хотя страшно по ней скучала, я не могла не признать, что была избавлена от значительной части домашних обязанностей, больше отдыхала. В этом Юра оказался прав.
– Буду, – ответила я, разуваясь.
– Как презентация? – Муж вышел навстречу, вытирая руки полотенцем.
– Тебе ответить честно или вежливо?
Юра засмеялся и ушел накрывать на стол. Я поднялась по лестнице и вошла в нашу комнату, чтобы переодеться. На ходу расстегивая пуговицы на платье, подошла к шкафу, в первый миг ничего не заметив. Но потом посмотрела по сторонам и вслух произнесла:
– Что за ерунда?
Комната была такая, как всегда, но вместе с тем многое в ней изменилось.
Изменилось в мелочах.
Светильник с абажуром в форме тюльпана, который стоял возле кресла, теперь находился около окна. Само кресло с правой стороны переместилось на левую. Покрывало на кровати, которое прежде было бежевого цвета, стало светло-сиреневым. Изменили цвет и шторы, и коврики возле кровати. Ночник был матового стекла, а теперь стекло стало прозрачным. Картина была другая: вместо морского пейзажа – натюрморт с ромашками и яблоками.
Я распахнула шкаф, осмотрела вешалки со своей одеждой. Тут все без изменений. Что касается остального… Я не могла сообразить, что произошло.
– Юра!
– Да?
– Поднимись сюда, пожалуйста.
Я слышала, как напряженно звучит мой голос, и Юра, наверное, тоже это заметил, потому что примчался быстро.
– Думал, ты спустишься, я уже все разложил.
– Юр, что ты устроил? – спросила я.
– Что устроил? – Он недоуменно смотрел на меня.
Я обвела рукой комнату.
– Вот это. Покрывало, ночник, шторы, картина и все остальное.
Муж послушно осмотрелся, и я надеялась…
Сама не знаю, на что. Думала, он тоже удивится тому, как все изменилось, и мы вместе станем гадать, в чем причина. Или был вариант, что Юра скажет: решил, дескать, устроить тебе сюрприз, мне давно хотелось все тут поменять.
Это я была готова принять, а вот того, что произошло дальше, предвидеть не могла.
– А что не так? – спросил Юра.
У меня слегка закружилась голова.
– Сам не видишь? Покрывало было бежевым, еще утром. На картине было море. Все другое тоже поменялось. Разве это не ты сделал?
Юра подошел ко мне и взял обеими руками за руки, как будто мы собирались кружиться.
– Лора, прости, но я правда не понимаю, о чем ты. Все как обычно. Так всегда было. Никакого моря, покрывало и шторы мы вместе выбирали, чтобы в тон… Ты забыла?
– Я не забыла, – раздраженно ответила я, – в тон, но только тон был другой – бежевый! Все же изменилось.
– Послушай, милая…
От его успокаивающей, терпеливой интонации у меня снесло крышу.
– Прекрати обращаться со мной, как с душевнобольной! – рявкнула я. – Привидения, голоса и шаги в этом чертовом доме мне, по твоему мнению, чудятся из-за беременности. Хорошо! Но я отлично помню, что находится в моей спальне! Ты передвинул кресло и светильник, поменял тут все, а теперь делаешь вид, что ничего не изменилось! Зачем тебе это? Чего ты добиваешься?
Юра побледнел и прикусил губу.
– Чего я добиваюсь? Наоборот, чего ты от меня хочешь? Твои дикие идеи меня скоро с ума сведут! Говорю тебе, в нашей спальне все осталось по-прежнему!
Я вырвалась из его рук, оттолкнула Юру и побежала в комнату Ксюши. Не обнаружив никаких перемен, развернулась к мужу и хотела сказать, что это ничего не значит, пусть он объяснит остальное, как вдруг Юра торжествующе улыбнулся.
– У меня есть доказательство! До и после ремонта я фотографировал комнаты, чтобы была видна разница. Сейчас, погоди.
Он вытащил из кармана телефон и стал искать нужные снимки. Я пожалела, что не сделала того же, поэтому нет у меня ни одного снимка, доказывающего мою правоту. Юра нашел то, что искал, и сунул телефон мне под нос.
– Полюбуйся.
Он был прав. Он прав, а я нет.
– Надеюсь, ты не думаешь, что я подшаманил что-то, изменил даты и цвета, еще чего-то сделал.
Я не могла произнести ни слова. Чувствовала себя больной, безумной, раздавленной. Настаивать не имело смысла, я уже и сама во всем сомневалась. Взяла свое домашнее платье и ушла в ванную.
Вечер прошел в напряженном молчании. Я была погружена в свои мысли, пытаясь разобраться, понять, что случилось, и не находя ответа. Юра поначалу сердился, потому что говорил отрывисто, хмурил брови, а потом, похоже, решил для себя, что я чокнулась, и сделался подчеркнуто предупредительным, улыбка так и сочилась медом. Видимо, по Юриным представлениям, так следовало обращаться с теми, кто не в себе.
Ночью я долго лежала без сна. Беруши не использовала: мне и без того казалось, что я нахожусь в тупике, в плотном коконе, откуда не выбраться, и в этой ситуации отсекать один из органов чувств, обрекать себя на глухоту было страшно.
Юра заснул, хотя тоже не сразу, а я все ворочалась, не могла найти удобную позу. Большой живот мешал, ребенок внутри меня не мог угомониться: толкался, поворачивался, должно быть, чувствовал мою тревогу.
Услышав около часу ночи шаги в коридоре, я не удивилась, у меня не оставалось сил на эмоции. Кто-то шел от главной лестницы по коридору мимо комнат, останавливаясь время от времени, бормоча и касаясь пальцами стен. После скрипнула дверь – та, что была наглухо заколочена и вела на лестницу для слуг. Голоса – детский и женский – переговаривались в ночи, а после я услышала стук каблуков по ступеням запертой лестницы.
«Вот так и сходят с ума, – подумала я. – Чудятся призраки давно умерших людей, тревожат их шаги и голоса. Потом кажется, что вещи и предметы становятся другими, а что дальше? Я перестану узнавать родных и в результате меня запрут в палате с мягкими стенами?»
Чувство жалости к себе охватило меня, слезы подступили близко-близко, и я не сдержала их. Лежала и плакала в темноте, не могла успокоиться. Мои всхлипы разбудили Юру, он обнял меня, прижимая к себе, баюкая, как ребенка. Я хотела попросить его прислушаться: услышит ли он происходящее за дверями? Но поняла, что все уже стихло, привидения сгинули, ушли за границу миров.
Заснув под утро, проснулась я поздно. Юра давно ушел на работу. Спустившись вниз, я увидела, что он приготовил для меня завтрак: тосты
