«Разве Он говорил с женщиной втайне от нас, не явно? Мы все обратимся и будем слушать ее? Он предпочел ее нам?» Огорченная его гневом, Мария отвечает: «Брат мой Петр, неужели ты думаешь, что я придумала это сама, в сердце своем?! Или я лгу о Спасителе?» В этот момент Левий вмешивается, чтобы смягчить спор: «Петр! От века ты гневаешься. Вижу тебя ныне мучающим женщину, как будто вы противники. Но если Спаситель сделал ее достойной, кто же ты, чтобы отвергнуть ее? Конечно, Спаситель знает ее хорошо. Поэтому Он возлюбил ее больше, чем нас».[340] Затем остальные соглашаются принять учение Марии и, вдохновленные ее словами, идут проповедовать. Другой спор между Петром и Марией содержится в Пистис-Софии («Вере-Премудрости»), Петр жалуется, что Мария мешает беседе с Иисусом и не признает первенства Петра и его братьев-апостолов. Он побуждает Иисуса заставить ее замолчать, но быстро получает выговор. Однако позже Мария признается Иисусу, что едва отваживается свободно говорить с ним, поскольку, по ее словам, боится Петра, «ибо он угрожает мне и ненавидит наш [женский] род».[341] Иисус отвечает, что каждый, кто наполнен светлым Духом, мужчина или женщина, должен говорить.
Ортодоксы отвечали своими, приписанными апостолам посланиями и диалогами, которые утверждали противоположную точку зрения. Наиболее известные примеры это, конечно же, уже цитировавшиеся псевдо-Павловы письма. В 1 и 2 Тимофею, Колоссянам и Эфесянам «Павел» настаивает, что женщины должны подчиняться мужчинам. Послание к Титу, также под именем Павла, определяет избрание епископов в терминах, полностью исключающих женщин из рассмотрения. Буквально и фигурально епископ должен быть образом отца для общины. Это должен быть мужчина, чьи жена и дети «содержатся в послушании»; это доказывает его способность хранить «церковь Божью»[342] в порядке и ее членов в подчинении. Перед концом второго столетия в ортодоксальных общинах появилось Апостольское предание. В нем апостолы изображены обсуждающими спорные вопросы. В присутствии Марии и Марфы Иоанн говорит:
Когда Учитель благословил хлеб и чашу и запечатлел их словами: «Это Мое тело и Моя кровь», Он не предложил их женщинам, которые были с нами. Марфа сказала: «Он не предложил их Марии потому что увидел ее смеющейся». Мария сказала: «Я больше не смеюсь; Он сказал нам раньше, когда Он учил: „Твоя слабость искуплена силой”».[343]
Но ее доводы не имели успеха; ученики-мужчины согласились, что по этой причине ни одной женщине не будет позволено стать священником.
Итак, мы можем увидеть две очень различных модели восприятия пола, происходящие из ортодоксальных и гностических кругов. В простейшей форме, многие христиане-гностики соотносили свое описание Бога и в мужественных, и в женственных понятиях с соответствующим описанием человеческой природы. Чаще всего они ссылались на рассказ о сотворении из первой главы Бытия, который предполагает творение андрогинного человека. Христиане-гностики часто применяли принцип равенства мужчин и женщин для общественной и политической структуры своих общин. Ортодоксальная модель разительно отличается: она описывает Бога исключительно в мужественных понятиях и обычно ссылается на вторую главу Бытия, описывая, как Ева была создана из Адама для его дополнения. Подобно гностическим взглядам, это переносится в социальную практику: к концу второго столетия ортодоксальная община приняла господство мужчин над женщинами как богоустановленный порядок не только в общественной и семейной, но и в церковной жизни.
Конечно, были и исключения из этих моделей. Гностики не были единодушны в поддержке женщин — но и ортодоксы не были единодушны в их очернении. Некоторые гностические тексты без сомнений говорят о женском с осуждением. Книга Фомы обращается к мужчинам с предупреждением: «Горе вам, любящие сожительство с женственностью и грязное соитие с ней!».[344] Парафраз Сима, также из Наг-Хаммади, описывает ужас природы, которая «повернула свою мрачную пасть [вагину], она выбросила из нее огненную силу, пребывающую в ней изначально от дела мрака».[345] Согласно Беседе Спасителя, Иисус убеждает Своих учеников «молиться в месте, где нет женщины» и «разрушить дела женственности…».[346]
Конечно, в каждом из этих случаев мишенью служит не женщина, а сила сексуальности. В Беседе Спасителя, например, Мария Магдалина, названная «женщиной, которая поняла все», стоит среди трех учеников, получающих заповеди Иисуса: она, вместе с
Иудой и Матфеем, отвергает «дела женственности» — то есть, очевидно, совокупление и размножение.[347] Эти источники показывают, что некоторые экстремисты в гностическом движении соглашались с радикальными феминистками, которые сегодня настаивают, что только отказавшись от сексуальной активности можно добиться равноправия и духовного величия.
Другие гностические источники отражают предположение, что статус мужчины выше статуса женщины. Это не должно нас удивлять; поскольку язык вытекает из социального опыта, любой из этих авторов, будь то мужчина или женщина, римлянин, грек, египтянин или еврей, должен был получить этот элементарный урок из своего собственного социального опыта. Некоторые гностики, рассудив, что как мужчина превосходит женщину в повседневном существовании, так и божественное превосходит человеческое, трансформировали эти понятия в метафору. Загадочное изречение, приписанное Иисусу в Евангелии от Фомы, — что Мария должна стать мужчиной, чтобы стать «духом живым, подобным вам, мужчинам, ибо каждая женщина, сделавшаяся мужчиной, войдет в царство небесное»[348] — может быть понято символически: просто человеческое (и потому женское) должно быть трансформировано в божественное (мужественный «живой дух»). Так, согласно другим отрывкам Евангелия от Фомы, Саломея и Мария стали ученицами Иисуса, когда превзошли свою человеческую природу и «стали мужчинами».[349] В Евангелии от Марии Мария сама убеждает остальных учеников «благословить Его величие, ибо Он подготовил нас, Он сделал нас мужами!».[350]
Напротив, мы находим поразительное исключение из ортодоксального правила в писаниях почтенного отца церкви, Климента Александрийского. Климент, писавший в Египте ок. 180 года, идентифицирует себя как ортодокс, хотя хорошо знает членов гностических групп и их сочинения: некоторые даже предполагают, что он и сам был посвященным гностиком. Его собственные труды демонстрируют, как все три элемента модели, которую мы назвали гностической, могли быть переработаны в полностью ортодоксальное учение. Во-первых, Климент описывает Бога как в мужественных, так и в женственных понятиях:
Логос для этого новорожденного человечества является всем: отцом, матерью, воспитателем… Это наша пища есть молоко Отца… Естественно поэтому, что единственно Он нам, детям, молоко своей любви изливает; отсюда происходит, что только мы, из этой груди молоко сосущие, только мы одни блаженны. Отсюда понятие «искать» в греческом языке передается через раотеивіѵ [тянуться к груди], потому что младенцам, стремящимся к Логосу, молоко в обилии источают человеколюбивые груди Отца.[351]
Во-вторых, описывая человеческую
