свои куртки нашивками Harley-Davidson RUSSIA MOSCOW. Нашивочки эти Рощин по случаю прикупил в любимом магазине на улице 1905 года как раз перед отъездом. И тут, оказавшись в Свакопмунде под вывеской «швейная мастерская», парни решили, что они могут оказаться весьма кстати. Прикольно устроить историческую встречу на тему: 70 лет спустя.
Немцы – на своей заповедной территории – поначалу посмотрели на русских с некоторым изумлением. Им показалось, что это мираж, какая-то картинка – либо из исторических хроник, либо из телевизора. Но постепенно освоились. Обмен воспоминани ями завершился братанием, и в итоге парни набрались до полного положения риз. Так, что наутро Макс решил было на некоторое время завязать и с печалью вспоминал Довлатова: «От первой я еще могу отказаться, а вот от третьей уже нет…»
3 декабря
Слетать на Sceleton Coast (Берег Скелетов) – это была чисто немецкая идея. За исключением музея Мартина Лютера с историческим паровозом, который когда-то курсировал здесь от Атлантики до Индийского океана и вызвал прилив техноностальгии у Макса, скелеты – главная достопримечательность местных окраин. В окрестностях здесь существует еще и самая крупная урановая шахта в мире, но туда вот ребятам прогуляться почему-то не хотелось.
А в баре парням все уши прожужжали именно о скелетах. И хотя Макс и Володя дали себе слово по возможности избегать достопримечательностей, в данном случае они были не в силах устоять перед искушением. Слишком уж готическим казалось название, и как-то оно по-особому гармонировало с имперскими ассоциациями Deutsch-Südwestafrika.
…Лететь пришлось с похмелья, к тому же на стареньком аэроплане Cesna. Молодой немецкий пилот, возможно, правнук асов Люфтваффе, которые бомбили Лондон и Сталинград, демонстрировал чудеса среднего пилотажа. Пустыня с каждым километром меняла краски и ландшафт, но фотографировать было почти невозможно. Сказывались и болтанка, и тошнота. Последние полчаса летели где-то на высоте 50 метров над берегом. Иногда казалось, что волна вот-вот слизнет самолетик. Место для посадки пилот рассмотрел только со второго раза. А вот внимательный Максим сразу определил его по сараю-ангару и ветровому флажку. Уж очень хотелось ему ступить на твердую землю…
…Cape Cross Lodge, куда парни, собственно, направлялись, оказался удивительным местом. Здесь, на безжизненном берегу, простирающемся на сотни километров, люди устроили оазис цивилизации, наполненный теплом и уютом. Ветер свистел в ушах, шумел океанский прибой, в волнах плескались морские котики. Долгое время Володя и Максим просто сидели в креслах и смотрели вдаль. Они не ска зали друг другу ни слова, каждый думал о чем-то своем. Потом Макс поднялся и пошел гулять по берегу. Вдоль этого побережья проходит какое-то течение, которое приносит очень много рыбы. Поэтому сюда время от времени приходят киты и постоянно живут морские котики. Но биологическое существо насколько приспособлено к физическому миру, настолько и уязвимо. На песчаном дне много острых больших камней, и в шторм волны разбивают о них животных. Их трупы выносит на берег. На берегу были сотни трупов – жертвоприношение последнего шторма. Отсюда и название места – Sceleton Coast. Таково круговращение времени, такова природа, таков океан, беспощадный даже к тем, кто считает его своей стихией. Максу вспомнились почему-то слова далай-ламы, прочитанные им довольно давно, еще в России:
«Скелеты в музеях или больницах заставляют большинство из нас чувствовать себя неуютно, хотя у каждого под кожей и мышцами есть свой скелет. Одни люди толстые, другие худые, кто-то очень красив, но если взглянуть на всех них в рентгеновских лучах, увидишь только комнату, полную скелетов, с огромными пустыми глазницами. Вот какова истинная природа нашего тела».
…Возможно, что-то подобное, из серии momento mori, проносилось и в голове у Рощина, который еще с полчаса сидел в кресле, смотрел вдаль, а потом тоже пошел гулять, но в другую сторону. Шел долго, решил немного расслабиться, прилег и заснул на теплом и влажном песке. Проснулся – прошел, может быть, час, а может, и два, – и снова шум волн в ушах, прохлада и свежесть, которую ощущает каждая клетка кожи. А перед глазами – мягкая океанская дымка на фоне серо-голубого неба.
Он еще долго лежал на спине, делал гимнастические упражнения, руками и ногами рисовал большие дуги вокруг тела, создавая силуэт ангела. Иногда зарывал ладони в песок, смотрел на пасмурное небо и думал о маме. Вспоминал какие-то сцены из детства, заново переживал их и вдруг понял, что уехал так далеко, почти на другой конец Земли, в том числе и для того, чтобы глубже понять себя самого, своих родителей, свои корни и место на земле.
…Потом Рощин медленно шел обратно, в плеере играл funk, и алчные чайки злобно клевали тушки несчастных погибших котиков. Пока там, где-то далеко, где парни родились, гремели войны и бушевали революции, пока Шекспир писал свои пьесы, Достоевский – романы, Шостакович сочинял «Ленинградскую симфонию», а Черчилль произносил фултонскую речь, кто-то до утра вис в Сети, кто-то спешил на свидание, а кто-то готовился к похоронам, здесь все так же шумел океан, приходили рыбы, за ними – киты и котики, а чайки ждали добычи и с отвратительными воплями летали над линией прибоя. Там прошли десять тысяч лет истории цивилизации, но тут они сливались в единый миг. То есть время здесь теряло значение, оставляя только «сегодня и никогда», в этих сумерках или нигде больше…
4 декабря
Утром, когда летели в Свакопмунд, сквозь плотные облака пробивалось солнце, и линия прибоя была окрашена в совершенно невероятные цвета – серо-золотой, серебряный, пепельный. Макс и Рощин видели выброшенное на берег судно – пилот рассказал, что их тут несколько десятков, – и все те же кости, кости, кости, как дань жизни и смерти, последний и первый строительный материал.
…В час дня мы уже стартовали в Виндхук, столицу Намибии. В воздухе господствовал какой-то особенный аромат: смесь эвкалипта с корицей. Пока ехали, пошел ливень, и резко посвежело. Пару раз дорогу перебегали стая обезьян и несколько кабанчиков, так и норовивших угодить под колеса.
Из-за дождя гулять по Виндхуку никто так и не собрался, да и сам город, где главной достопримечательностью считается современный стадион на 10 000 мест, вряд ли обладает особой привлекательностью. Но он такой же аккуратный и современный, как и вся городская Намибия, страна, где помнят голландских и немецких поселенцев и где самым распространенным языком остается легендарный африкаанс, несмотря на официальный английский.
«Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне» – как пелось в старинной русской песне, сложенной в далекие годы Англобурской войны.
