неважно, что она выглядит, как ровесница Киры. Кире-то двадцать с небольшим, а Элен уж точно не менее пятисот. Она же мне как мать!
Элен развела стройные ножки и закинула на подлокотники, и я увидел, как расходятся её нижние губки, открывая темно-розовый блестящий вход. Она согнула изящный пальчик и с видимым удовольствием погрузила в себя. Вытащила с лёгким хлюпом и медленно облизала.
Бля, да она мокрая! Так накрутила себя, что потекла! Плюс вино. А самое дикое, что предмет её эротических фантазий – я…
Не в силах больше на это смотреть, я отвернулся. Не знаю, как кто, а я лично предпочитаю не знать, как выглядят подобные места у той, которую привык считать почти матерью.
Элен соскочила с кресла, сбросив цоколки.
– Макси-и… – в её голосе слышны успокаивающие нотки, как будто она уговаривает капризного ребёнка. – Я бы смогла и родить, я же…
Не понимаю, при чём здесь дети. Я о них вообще ещё не думал.
Она обходит меня и опускается передо мной на колени. У пеньюара такой огромный вырез, что он давно свалился с плеч и теперь висит на локтях. Великолепные груди призывно подрагивают, когда цепкие руки Элен пытаются расстегнуть ремень джинсов. Надо отойти, оторваться от неё, но боюсь, что сломаю ей пальцы, если дотронусь.
– Элен… – может, в этой сивой голове есть ещё кто живой.
– Ты не знаешь, Макси-и, как я жила. Не знаешь, как это – жить среди людей, когда твоя сущность берёт над тобой верх. Мы же для этих ничтожеств как боги! И ты можешь всё, просто всё получить, что ни захочешь, надо лишь…
– Перестань, Элен! – я пытаюсь отшагнуть, и тащу её за собой. – Ты же не просто так под утро приходишь? У тебя есть кто-то? Кроме отца?
– Обычный мужчина не может меня удовлетворить, Макс, и… – Элен шмыгает носом, и я понимаю, что следующим актом в нашем спектакле идёт женская истерика.
– Дай, угадаю, – прерываю я её. – И ты… что ты сделала, Элен? Заменила качество количеством? Любишь, когда много членов, да, Элен?
Ну, а что? Она жила одна, среди людей, и как-то справлялась без таких, как мы. Ну, а после всего, что я только что увидел, уважения к ней у меня нет ни на… Просто нет.
Элен слегка розовеет, но кивает. Пользуясь тем, что я отвлёкся и оставил стратегически важные места без защиты, расстёгивает, наконец, джинсы. Запускает руку в ширинку и умудряется вытащить полутвёрдый член.
Да, стыдно… Стыдно, что я всё-таки биологически здоровый индивид, и на всю эту херню у меня почти стоит.
– Настоящая женщина всегда знает, чего от мужчины ждать. Сразу понимает, с кем будет хорошо, а с кем так… Ты стал такой, Макс, я просто чувствую, как с тобой может быть хорошо…
– Хватит! – я отлетаю от неё прежде, чем этот вишнёвый рот буквой «О» засосал головку члена. – Отец знает?
Да, задаю глупый вопрос, судорожно заправляюсь.
– Да, Макси-и… Он разрешил.
– Разрешил?! Как…
– Сказал, позаботиться о тебе так, чтобы ты не наделал глупостей.
– Что он сказал?! – срываюсь на рёв.
– Сказал, согреть тебя!
Всё ясно, и отец, и Элен явно слетели с катушек. Видимо, весь расчёт на то, что секс с женщиной из Высших спровоцирует проявление у меня сущности. Ну, а у Элен ещё и свой умысел. Не, я всё понимаю, разные ситуации бывают, но приказать своей женщине лечь под своего же сына, это, по-моему, верх цинизма.
– Блядь, я думал, мы семья! – цежу сквозь зубы, собирая свои вещи. Так, ноут, телефон, зарядка, всё – на выход!
– Но мы семья, Макси-и! Марк, я и ты! – Элен сидит на полу полуголая, с округлившимися глазами.
– Какое замечательное трио! Пока отца нет, мы с тобой ябёмся, как кролики, да? А когда есть, то можно и вдвоём… тебя одну, – я стремительно иду к двери своего персонального дурдома. – Нет уж, я лучше как-нибудь сам… Соло!
Вылетаю из дома, иду к машине. Чёрт его знает, где я буду сегодня ночевать, но точно не здесь.
Глава 12. Макс. Афродизиак.
Удивительно всё же, как невидимо для окружающих рушится твой мир. Без взрывов снарядов, грохота и пыли, складывается легко и тихо, будто карточный домик. И фуррх! – вот и нет больше ничего, что за столько лет привык считать своим.
Я не сказал ей про отца. Да она и не дала мне возможности сказать. Впрочем, не уверен после такого карнавала, что её это вообще интересует. Может быть, наша такая долгая жизнь – это зло, и у всех у нас едет крыша после, скажем, лет так двухсот-трёхсот? От скуки, безделья и вседозволенности.
Выруливаю на подъездную дорогу и раздумываю над разницей между понятиями «Развратный» и «Развращённый». Развратный, я так понимаю, это тот, кто любит секс. Вот я всегда считал, что люблю спать с женщинами, так что я, наверное, развратный. А развращённый, видимо, это тот, кому обычного разврата уже не достаточно, нужна его крайняя степень, апогей. Да, развращённость Элен стала для меня открытием, неожиданным и неприятным.
Мрачные размышления прерывает видеозвонок от Киры. Хорошо, что я ещё не выехал на трассу, сбавляю немного скорость и отвечаю. В конце концов, Кира мне ничего плохого не сделала. Пока.
– Макс, – у Киры странный голос. Я отрываю глаза от дороги и, бросив быстрый взгляд на экран телефона, удивляюсь её виду. Это ещё что? Плакала или просто косметику смыла?
– Да, – говорю. – Что случилось?
– Нам надо поговорить, – произносит Кира в нос, как в замедленной съёмке моргая белёсыми ресницами. Тут высокие деревья вдоль дороги, поэтому всегда проблемы со связью. Вот за это, и ещё за страшные морды на экране видеозвонки я не люблю. Во всяком случае, сам никогда не звоню.
– Говори.
– Это не телефонный разговор, – гундосит Кира. – Пожалуйста, ты не мог бы приехать…
Это я сегодня уже слышал! Они что там, между собой все сговорились?
– Говори! – закипаю и ору на неё – и за Элен, и за весь этот вывернутый наизнанку день.
– Я беременна, Макс, – глаза Киры наливаются настоящими слезами.
– Уверена? – цежу сквозь зубы, судорожно стараюсь дышать ровно. Не понимаю, как ещё руль не согнулся в руках, настолько мне трудно сдержать себя сейчас. Да это, сука, просто аццкий день какой-то.
Нет, этого просто не может быть, потому что быть не может. Я никогда не хотел детей от Киры.
– Поздравляю! Готов жениться! – говорю, и спокойствие постепенно возвращается ко мне,
