тревог мира убаюкивающей завесой счастья: Наталья осваивала роль хозяйки большого дома, Михаил с Джонни музицировали по вечерам, маленький Георгий катался по парку на пони, а Тата читала Диккенса и под руководством репетиторши учила французский. Ничто, казалось, не могло поколебать устойчивый покой семьи новоселов.
Владельцы соседних поместий и замков радушно приняли в свой круг высокородных русских – только глухой, может быть, не знал, кто скрывается под именем граф Брасов. Близкое родство нового арендатора с британским королем и русским царем открывало перед ним все двери. Почти все…
На королевские приемы русскую пару не приглашали, и этот досадный факт вызывал у Натальи обиду. Лондон не Петербург, Букингемский дворец не Зимний, здесь могли бы не заострять внимание на полковом прошлом графини Брасовой, бывшей Мамонтовой-Вульферт. Но – заостряли: кто-то подливал масло в огонь. Кто?
Михаил успокаивал и утешал Наташу как мог: не надо принимать обиду близко к сердцу, все утрясется в самом близком будущем и устроится в самом лучшем виде. Интриги – неизбывная пакость при монарших дворах, но у Наташи нет врагов в Англии, среди британских вельмож, вхожих в самый высший свет. Значит, кто-то вредит со стороны, пытается запачкать имя жены великого князя.
Все сокрытое когда-нибудь становится явным. Иногда этому помогает случай, иногда – специальные тщательные расследования. Имя тайного вредителя, отравлявшего настроение Наташи, открыла Михаилу его старшая сестра Ксения – единственная из Семьи, не прервавшая отношений с опальным братом и поддерживавшая с ним переписку. Из одного из писем Ксении явствовало, что козни против Наташи и ее присутствия в британском великосветском кругу строит соотечественница – пушкинская внучка, жена великого князя Михаила Михайловича, давным-давно, как мы помним, высланного из России по той же амурной причине, что и Михаил Александрович, и ставшего с тех пор своим человеком в лондонском высшем свете. Михаилу Михайловичу, за много лет пустившему корни в Британии и великолепно там себя чувствовавшему, было глубоко безразлично, пригласят ли жену Михаила в королевскую резиденцию или не пригласят. Востроглазая внучка поэта – графиня Торби – смотрела на вещи иначе: пока она была одна-единственная русская в лондонском избранном обществе, ее положению ничто не угрожало. С появлением на сцене второй русской графини – Натальи Брасовой – ситуация менялась в корне: «Два медведя, – как говорят в России, – в одной берлоге не уживутся». Поэтому внучка взялась за дело и, пустив в ход свои устоявшиеся связи, постаралась не допустить Наталью в высший круг английских аристократов. Ее старания не остались безрезультатными, а отношения между графинями так и не сложились: София Торби и Наталья Брасова, одинаково оказавшиеся на чужбине соплеменницы, так никогда и не встретились.
Время летело, привычный образ жизни особо не нарушая: редкие выезды в свет с лихвой восполнялись многолюдными приемами в замке Небворт – Наталья устраивала их с любовью и знанием дела. Яства украшали пиршественные столы, шампанское лилось рекой. Хлебосольное русское гостеприимство вызывало у англичан приятное удивление с восторгом пополам.
Среди приглашенных, съезжавшихся в Небворт, преобладали гости из России – немало знаменитых артистов триумфально гастролировало по Европе, давая концерты на континенте и в Англии. Многие из них были знакомы с Натальей Сергеевной еще по тем временам, когда бывали с визитом у ее первого мужа – Сергея Мамонтова. И в Англии они с радостью откликались на приглашение Натальи, ныне жены великого князя Михаила, приехать на конец недели погостить и отдохнуть в замке Небворт, на природе. Раскованных русских артистов, надо отдать им должное, нисколько не смущали такие жизненные обстоятельства, как третий брак очаровательной Наташи Шереметьевской и ссыльный статус ее семьи. Дягилевские балерины и танцовщики прекрасно себя чувствовали во дворце Михаила и Натальи, и мощный бас великого Шаляпина сотрясал стены средневекового замка.
Шла зима четырнадцатого. Поздно светало, рано темнело. Парк замка припорошило снегом, англичане кутались в теплую одежку, а привычные к холодам русские обитатели Небворта поглядывали в обложенные низкими тучами небеса: когда же выглянет озябшее солнышко, а небо нальется синевой? В ожидании весны, устроив перерыв между приемами, Михаил с Натальей отправились в Швейцарию, в Сан-Мориц, повидаться с великим князем Андреем и его возлюбленной – балериной Матильдой Кшесинской, приехавшими на знаменитый горный курорт покататься на лыжах. Встреча получилась сердечной, князь Андрей, которому ханжеское придворное общество перемывало косточки за скандальную связь с Матильдой, понимал с полуслова заботы и тревоги своего кузена Михаила. Курорт блистал высокородными гостями голубых кровей – британцами, русскими, немцами, французами. Дамы провожали взглядами своих натренированных кавалеров, скользивших по склонам, и пили горячий шоколад на открытых террасах кафе. Лишь считаные единицы из них рисковали встать на лыжи и последовать за мужчинами. К этим немногим относились и спортивная Матильда, и не желавшая от нее отставать Наташа. Их отвага приковывала к себе внимание зевак и вызывала всеобщее одобрение.
В эти месяцы тесные англо-русско-германские династические связи, заложенные усилиями покойной королевы Виктории, процветали и внушали самодержцам уверенность в незыблемости монархических порядков. Частые родственные визиты как нельзя лучше укрепляли эту уверенность: британский наследный принц Дэвид Эдуард, так и не попавший в Россию на медвежью охоту, весело проводил время в Берлине у кайзера Вильгельма, вдовствующая императрица Мария Федоровна гостевала в Копенгагене у королевской четы, греческий король со своим итальянским собратом осматривал достопримечательности Вечного города, а болгарский царь собирался ехать в Мадрид навестить короля Испании, приходившегося болгарину дальним родственником по материнской линии. Все было устойчиво и лучезарно в мире, оплетенном прочной сетью кровного родства помазанных на царство владык.
А браунинг Гаврилы Принципа был уже заряжен. И вряд ли кому-либо могло привидеться даже в кошмарном сне, что первый выстрел мировой войны грянет в заштатном Сараево и, ввергнув мир в кровавую бойню, столкнет в самоубийственной схватке главенствующие монархические династии Европы.
Ровно через месяц после выстрела в Сараеве, день в день – 28 июля 1914 года, Австро-Венгрия объявила войну Сербии. Еще через три дня, 1 августа, его величество император Николай Второй принял дерзкий германский вызов и всей военной мощью России выступил в защиту сербских славян.
В первый же день войны Михаил телеграфировал Николаю – настоятельно просил брата разрешить ему вернуться из ссылки в Россию и направить в действующую армию. К радости Миши, высочайшее разрешение было получено незамедлительно: война списывала многое и диктовала новые порядки.
По этим новым порядкам из Санкт-Петербурга, в пику германским супостатам переименованного на русский лад в Петроград, разрешение пришло и на великого князя, и на его супругу Наталью; еще считаные дни назад такое послабление невозможно было себе и представить. На сборы отвели неделю, трогаться в дорогу, на войну, следовало как можно скорей. Замок Небворт решили передать британским военным властям для использования в армейских целях, а имущество семьи – дорогую мебель, библиотеку, живописные полотна, автомобили, лошадей – перевезти в расположенное поблизости
