загодя согласился с тем, что убить могут и его. Взявший же оружие для того, чтобы нажиться в обход законов, забирая у конкретных личностей, а не безликих корпораций и вовсе не должен был рассчитывать на какое-то милосердие. Соответствовал ли этим красивым словам тот Хирако, лихой пиратский капитан с сединой в бородке и бесом под ребром? Если смотреть на поступки, то — всецело. Если же заглядывать в мысли… постольку-поскольку и с очень большой натяжкой. Сколь бы крепка ни была титановая воля этого человека, иногда он про себя костерил “законников” и торговцев со старателями, которые, — ну надо же! — не горели желанием отдавать законно заработанное добро. Лицемерие? Оно самое. Но было оно лишь внутри, там, куда никто кроме самого тогда-ещё-пирата заглянуть не мог даже при всём желании. Снаружи же Хирако даже в самые сложные моменты своей жизни вёл себя в полном соответствии с известными всей его команде принципами.
Принципами, против которых его повернул долг. Грабить планету, стараясь избегать лишних жертв среди гражданских — это одно. Устраивать хаос, сеять смерть и разрушение ради того, чтобы избежать или даже просто отсрочить правосудие — совсем, совсем другое.
Идущие друг за другом удары не таких уж и больших кулаков раз за разом впечатывали тренировочный снаряд в потолок вопреки заверению производителей, которые считали, что даже самый физически сильный разумный не сумеет отклонить “грушу” даже на сорок пять градусов. Тем не менее, и крепление, и сам снаряд ещё держались под яростным напором коммодора, который совершил невозможное: сохранял в некотором смысле хладнокровие, подогреваемое тягостными мыслями, и при этом усиливал себя, всесторонне укрепляя тело. Мощные удары без каких-либо последствий для кулаков и суставов — то, чего Хирако пытался добиться месяцами кряду без особых успехов. И сейчас у него получилось: текущие события будто бы послужили катализатором становления контроля над способностями мужчины.
Но вот очередной хук правой впечатался в грушу, и та, печально хрустнув, улетела в стену, с мясом вырвав крепление. Коммодор выругался сквозь зубы, после чего оставил боксёрскую стойку, распрямив плечи и выпрямив спину. Параллельно он окинул взглядом дело рук своих: не один, а все пять тренажёров для отработки ударов в этом давно покинутом спортивном зале Маррикона-4 канули в лету. Правда, в другом крыле были ещё, но вот идти к ним Хирако не собирался. Он уже доказал себе, что теперь в его силах по желанию входить в “боевое” состояние… которое не давало ему особых преимуществ в реальной схватке. Даже будь он простым пехотинцем на земле или в абордажной команде, эффект от сверхъестественной силы и крепости был бы минимальным. Лезвие не берёт кожу? Пуле, сгустку плазмы, рою игл или осколкам на такие чудо-свойства считай что наплевать. Ну а скафандры и вовсе на кого-то, способного пальцами гнуть металл не рассчитаны, так что те же перчатки однозначно превратятся в мусор за считанные минуты, как бы их ни укрепляли создатели универсальных облачений для детей космоса. Хирако всегда это забавляло в тех немногих художественных книгах с изрядной долей выдумки, которые ему доводилось читать: герои, голыми руками останавливающие антигравы, но не сминающие их при этом; существа, удары которых крошат камень, умирают, поймав грудью пулю…
В детстве Хирако и сам мечтал о чём-то таком, но теперь, обретя некую силу, которой вроде бы и существовать-то не должно, видел, что она ему-нынешнему не очень-то и нужна. Даже изысканиями мужчина занимался с расчётом на взятие под контроль своей интуиции и способности к “взгляду в будущее”, или какого-никакого, а развития физического усиления. Мало ли, до какого уровня то может развиться или, что тоже может оказаться правдой, докуда раскрыться? Коммодор не отказался бы от возможности пережить, скажем, крушение подбитого и разбившегося в лепёшку челнока…
— Мечты, мечты… — Хирако пару раз щёлкнул пальцами, обернулся и поймал брошенную ему дроидом-стрелком бутылку с питьевой водой, которая была опустошена ещё до того, как сорванная кончиком пальца и описавшая хорошую дугу завинчивающаяся, погнувшаяся крышка упала на пол. — Зато пиво можно за так открывать. Какой-никакой, а плюс.
Ещё раз окинув взглядом помещение и убедившись в отсутствии в оном чего-то интересного, коммодор подхватил вещи и, пройдя через душ, вышел под лучи Марриконского светила… Хотелось бы ему сказать, да только дни в последнее время выдавались пасмурные и дождливые, порядком омрачающие и без того пугающую атмосферу города, в котором с лёгкой руки “миротворцев” творилось чёрти что.
Тем не менее, в своих начинаниях Каюррианцы явно преуспели: прикрылись от моментального возмездия империи информационным щитом и вывезли с планеты материальных ценностей на огромную сумму, неподдающуюся точной оценке. Даже Хирако, проверяющий стекающиеся к нему отчёты о проделанной работе, не мог сказать точно, сколько сотен миллиардов стоили добытые здесь оборудование, материалы и корабли. Одни только разобранные имперские вооружения тянули миллиардов на десять, в то время как основная сумма набегала за счёт демонтированных заводов, от части которых только стены сейчас и остались. Маррикон перерабатывал добываемые в его недрах металлы как в слитки, так и в готовые простые изделия вроде бронепластин, балок и собираемых из всего этого “скелетов” космических кораблей. Для последнего, конечно, нужна верфь, но Хирако чувствовал, что за Про не заржавеет, и спустя считанные месяцы на Каюрри появится полноценная производственная цепочка, для которой нужно будет только сложную электронику подвозить.
При том условии, конечно, что ещё не успевшая даже обзавестись статусом отдельного государства периферийная планетка переживёт грядущую бурю галактических масштабов, очередную войну гегемонов, изъявивших желание перекроить свои границы. Одно лишь было хорошо в том, что конфликт распалился именно сейчас: Каюрри не была зажата меж молотом и наковальней, а держалась чуть в стороне. Всего двое суток, если брать “золотой стандарт” подпространственных установок и считать строго проведённое в подпространстве время до ближайшей системы условно-дружественных Пространств Федерации, и пятеро с небольшим — до Империи Гердеон и Маррикона в частности.
Вроде бы и мало, но делать такой крюк без веских причин во время войны не будет ни один флот, за исключением малых рейдерских подразделений. В этом Хирако, вбивший себе в голову не только Андайрианские тактики и стратегии, но и признанные в остальной галактике, был уверен. В противостоянии космических сил всё решали не дни — часы, и флот, оказавшийся в системе в нужный момент или получивший даже тридцать минут форы перед формально равным противником получал весомое преимущество.
— Тереза, срочные сообщения?
Самоустранившись в спортзале на добрых четыре часа, Хирако закрылся ото
