на спинку дивана, — Конечно, откуда тебе ее помнить. Она моя одноклассница, работает здесь акушеркой, — внезапно она ловит мою руку и тянет на себя, чтобы я села прямо, смотрит сверху вниз, — не вздумай меня опозорить перед ней! Слышала?
— Да, — еле проговариваю, совсем не узнаю свою маму, от этого мне еще сильней обидно, неужели я ее совсем не знала, она же меня любила? Вроде бы, во всяком случае мне так казалось. По крайней мере, проявляла любовь и заботу.
— Ни слова не говоришь, пока я не разрешу! Поняла? — я послушно киваю, и ужасаюсь, когда появляются две женщины. Встаю тут же на ноги.
Мама поворачивается к ним и включает свою фирменную улыбку.
— Здравствуйте, я как раз искала вас.
— Здравствуй, дорогая, — отвечает одна из них и крепко обнимает маму, — Это Мадина Руслановна — врач, гинеколог-акушер-эндокринолог высшей категории.
— Приятно познакомится, — отвечаем мы с мамой, вежливо здороваемся.
— Ну красавица? Все хорошо? Не боишься? — спрашивает Мадина Руслановна.
— Все хорошо. Немного боюсь, конечно, — отвечаю на автомате, не понимаю чего я должна боятся?
— Ноги же раздвигать не боялась, — говорит другая, судя по всему Зуля, неприятно оглядывая с ног до головы меня, — чего тут боятся, да дочка?
— Так, все-все! — говорит врач, тем самым закрывая рот Зули, мама краснеет и стыдливо опускает глаза, я же задыхаюсь от обидных слов незнакомого мне человека, но ответить не могу, у нас не принято перечить старшим, — пошли. У нас тяжелая впереди ночь, — и они с этой Зулей направляются к процедурному кабинету, мы следом. Мама грубо схватила меня под руку и тащит за собой.
— Постойте пока здесь, — говорит Зуля и скрывается в кабинет, — я сейчас подготовлю все необходимые документы.
Мы ждем минут десять, потом из процедурного кабинета выходит врач, мило мне улыбается и говорит:
— Ничего не бойся милая. Все будет хорошо, сейчас медсестра подготовит все и позовет, пройдете вместе с Зулей Султановной.
Остальное все проходит, как в тумане. Мне все время кажется, что я во сне. В очень кошмарном сне. Голова все время кружится, я еле держусь на ногах, пока, под пристальным надзором мамы, подписываю какие-то документы.
— Тебе уже восемнадцать лет, а писать до сих пор не умеешь! — говорит Зуля, поочередно бумажки, которые я подписываю дрожащей рукой.
— Что это за бумаги? — спрашиваю, не поднимая глаз, они наполнены слезами, в горле ком, руки и ноги дрожат, за спиной стоит мама, которая тычет в мою спину пальцем, напоминая о себе.
— Еще и читать не умеешь? — ухмыляется Зуля, — вот, тычет в последнюю бумажку: Политика обработки персональных данных пациента, потом вот тут, — она указывает пальцем на другой лист, нужно написать номер человека, которому мы сможем позвонить в случае..
— В каком случаи?
— Во всех случаях, их много. Укажите номер человека, которому вы доверяете.
Это Злата, твердит мой мозг.
— У нее никого ближе, чем я — нет, поэтому, однозначно, мой номер, — твердит мама за спиной, и я как послушная, правильная, девочка пишу ее номер телефона и ставлю подпись. Меня оформляют в стационар, как сказала мама, до родов буду лежать тут.
Дальше — хуже.
Мы проходим в процедурный кабинет, где меня взвешивают, измеряют рост, окружность живота, давление, сердцебиение. Врач задает кучу вопросов, связанных с моим здоровьем, на которые отвечает мама. Потом осмотр на кресле врачом, которая отрицательно и грустно машет головой, утверждая, что все проходит хорошо. После мне делают два укола, один в вену, один в попу и медсестра провожает меня в палату. Я прохожу первая, следом мама.
— Я буду лежать одна? — спрашиваю, когда в палате обнаруживаю одну кровать, холодильник и один маленький шкафчик.
— Тебе не нравится? — спрашивает мама, пряча в шкафчик мой пакет с вещами.
— Нравится, но это наверное очень дорого.
— Для тебя стараюсь, — она откидывает белоснежное покрывало, — ложись.
— Мама, мне бы позвонить Злате. Я забыла свой телефон, можно воспользоваться твоим?
— Нельзя, — она укрывает меня и садится под ноги.
— Почему?
— Завтра позвонишь. Поздно уже.
— Она все равно не спит в это время! — колючий взгляд мамы заставляет меня замолчать и пожалеть о том, что попросила телефон, ладно. Завтра попрошу у девочек на ресепшене и позвоню, — Ты где будешь спать? Или уезжаешь сегодня в село?
— Я останусь сегодня с тобой, завтра уеду.
— Ну тогда ложись рядом, — я двигаюсь к стенке, уступая ей место
— Я посижу, не переживай за меня, — в палату без стука заходит медсестра, широко улыбаясь, ставит маленький поднос на тумбочку, — это еще что? — я знаю до этого в процедурном мне делали но-шпу и успокоительное в вену, во всяком случае мне так сказали.
— Все, что здесь делают — для твоего блага! — отвечает вместо медсестры мама, улыбка исчезает с лица девушки, она, в свою очередь, просит меня выставить руку, чтобы сделать укол в вену. После которого я сразу же засыпаю.
Острая боль пронзает низ живота. Я открываю глаза в темной комнате. Когда боль отступает, я сажусь и понимаю, что в палате. Встаю, включаю свет и смотрю на подол своего платья, в котором вчера так и уснула. Мамы нет в палате, я выхожу в коридор, но не успеваю и сделать шага, как боль повторяется, я сгибаюсь пополам, падаю на колени, хватаясь за живот и кричу:
— Мамаааа! — на мой крик, вдруг откуда не возьмись появляется плачущая мама, падает передо колени, — мне так больно! Мама! Что это, почему у меня так сильно болит живот?
— Дочка! Прости меня, — она плачет навзрыд, — прости!
И она начинает кричать, звать на помощь.
К нам подбегают медсестра и врач. Мама помогает мне встать, когда боль отступает, держит за руку.
— Доктор помогите! — она хватает ее за руку, — отмените все, ничего не нужно!
— Уже поздно что-то менять, процесс пошел! — говорит врач, потом смотрит на меня, — вернись в палату.
Меня опять скручивает от боли, и я уже нестерпимо кричу. Кое-как шагаю в палату.
— Дочка! — мама садится на край кровати, берет меня за руки, подносит к губам, я одергиваю, убираю руки.
— Что ты сделала? — боль опять заставляет меня кричать, я подгибаю колени, жму ко рту кулак, кусаю. Забываю, как правильно дышать, задыхаюсь и покрываюсь потом. Во рту высыхает, язык липнет к небу, не могу им шевелить.
— У тебя будут искусственные роды, — говорит мама и заходится в диком плаче, — прости дочка, я попросила, чтобы это были роды, а не аборт, чтобы в будущем ты могла родить, о всевышний, что я натворила? — она начинает рвать на себе волосы, заходится
