Ничего сложного там в общем нет, никаких изысков. Напротив, пьеса построена на достаточно грубых ходах, бьющих по нервам и очень понятным. В крайнем случае…
– К вам мистер Вудфорт, – важно доложила Дебби.
– Наслышан, – с порога начал антрепренёр, едва успев поздороваться и поставить трость в угол, – очень неприятный инцидент, очень!
Несколько минут он рокотал, по своему обыкновению, что-то бравурное и невнятное. Увидев, что Алекс по прежнему смотрит на его монологи с большим равнодушием, успокоился.
– Келли передавала тебе привет, – подмигнул он. Попаданец кивнул серьёзно, не реагируя на подкол – Вудфорт баловался, вроде как скрывая тайну отношений Алекса и сорокалетней кокаинистки-травести[45]. Труппа с упоением поддерживала миф о пылких влюблённых, а самому попаданцу наплевать. Ну… почти, немного всё-таки раздражало.
– Скучал, – честно ответил парень, – пока за пьесу не взялся.
– Показывай… Шекспир будущий, – антрепренёр протянул руку за пьесой. Скепсис понятен, едва ли не каждый актёр считал себя драматургом и время от времени выдавал нетленку.
– Хм…, – сказал Саймон пять минут спустя, не вставая со стула, – хм… не шедевр, но на злобу дня… хм… Править придётся… возьмёшь меня в соавторы?
– На это и рассчитывал.
– Неплохо, – пожал плечами Алекс, немного растерявшийся от напора.
На следующий день, чувствуя себя неловко, Алекс прибыл на место работы в портшезе[46].
Глава двенадцатая
– Нет, нет и ещё раз нет! – Алекс решительно отбивался от авторитетного мнения одного из старейшин труппы – Говарда Стерна, – ваше мнение ценное, но пьеса нетипичная, да и раньше следовало подходить! Кто мешал подойти неделю назад?
Говард, играющий благородных стариков, демонстративно обиделся, вскинув голову и резко развернувшись, на что Алексу плевать. Может, когда-то этот запойный алкаш и был настоящим актёром, но сейчас он держался скорее за счёт звучного голоса, львиной гривы седых волос с красивым серебряным оттенком и опыта. Впрочем, несмотря на весь опыт, роли у него по большей части эпизодические, ибо не следует алкоголь с кокаином мешать…
– Не просто так подходил, – материализовался рядом с портшезом Фред, – ничего конкретного сказать не могу, но знаешь, как это бывает. Вроде бы ничего особенного, но один слишком сильно улыбается, другой шепчется…
– Да ясно, – устало выдохнул попаданец, потирая отчаянно чешущийся, заживающий бок, – в заговорщиков играют. Могу сказать даже, ради чего. Хотят повернуть дело так, что либо моя пьеса прогорает, либо сверкает всеми гранями, но так, будто это они её вытянули.
Друг хохотнул нервно…
– То есть ты заранее знал?
– Догадывался.
– Мда… вот почему я роль втайне репетирую, в подвале у Мопси завываю.
– Театр, – выплюнул Алекс слово как ругательство, – труппа на кокаинистке Келли настояла, ещё пара мелочей… Вудфорт всё понимает, не дурак. Но тут дело такое, что он в любом случае в выигрыше.
– Как… а, ясно. Если ты справляешься сам, то у него появляется человек, на которого можно положиться. Заодно именно на тебе труппа будет пар выпускать, он в белом останется. Не выйдет, тогда на землю опустишься, начнёшь к мистеру Вудфорту не просто прислушиваться, а уроки брать, за учителя считать.
– Как-то так… Эй, на тросах! Небоскрёб плавней опускай!
Чистовой прогон спектакля дело нервное, Алекс впервые занимался им как режиссёр. В самодеятельности максимум как помощник выступал, исключительно потому, что должность эта одна из самых неблагодарных, желающих всегда мало. И Вудфорт, несмотря на формальное соавторство, ни хрена не помогает, интриган хренов.
* * *
Главный герой – немолодой священник, пытающийся нести в трущобы даже не столько Слово Божие, сколько утешение и помощь. Встречались среди протестантских проповедников и такие, причём немало. В оригинале это комиссар, но в САСШ несколько иные реалии…
Священник пытался наставлять свою грешную паству, но понимал, что в большинстве своём они не виноваты в совершаемых преступлениях.
– … пастор, – а ты пробовал прокормить детей, зарабатывая два цента в час[47]? – Выплёвывает слова бывшая портниха, ставшая проституткой, – попробуй посмотреть в глаза голодным детям, а потом скажи мне о постыдной профессии.
Публика на галёрке улюлюкает одобрительно, формат пьесы позволяет этакое интерактивное участие, так что действие не страдает. Нищая галерка сама как будто становится соседями этой проститутки, невольно подслушавшими разговор и вмешавшимися в него.
– … жить честным трудом? – Оборванный мужчина смеётся, стоящие рядом оборванцы отпускают язвительные, но корректные замечания, – а ты пробовал?
– Да где ему!? – Визгливо комментирует пронзительный испитой голос с галёрки, – когда деньжата есть, можно и поумствовать о всяком. А когда ты работаешь так, что света белого не видишь, а всё едино кишки от голода сводит, и думаешь – самому поесть, потому как иначе работать не сможешь, аль детишек покормить, потому как они уже прозрачные от голода. А на всю семью не хватит. Вот тогда-то и призадумаешься о том, чтоб в переулке кого по лобешнику кастетом!
А это уже подготовленный актёр… пусть в театрах такое не принято, но идея из будущего оказалась как нельзя кстати. Всего-то двое актёришек ранга кушать подано на галёрке, а пьеса заиграла. Вон как встречают… да не только трущобники, но и публика побогаче сочувственно сморкается, особенно женщины – у половины глаза на мокром месте.
– … гражданин САСШ?! – Спустившийся с парохода эмигрант с немецким акцентом неверяще смотрит на таможенника, – вот так сразу? Марта, мы теперь граждане САСШ, самой великой страны мира! Как в солдаты?! Дети мои…
– Как гражданина, по призыву, – ехидно отвечает вербовщик, – пошли уже, трёхсотдолларовый человек[48]!
Проповеднику попадались на глаза проститутки, воры, бродяги, опустившиеся алкоголики. Он говорил с ними, пытаясь вернуть На путь истинный, но… За каждым стояла грустная история, типичная для трущоб Нью-Йорка – крушение всех надежд, невозможность прокормить семью и детей, безнадёжность.
