до утра духу твоего не было в моем доме. И не вздумай попадаться мне на глаза, иначе ты сильно пожалеешь, и меня уже не остановит даже твое эксклюзивное, сегодняшнее положение.
— Начнешь харкать кровью как твой любовник и смерть покажется тебе раем.
Я смотрела на него и не успевала глотать воздух, не веря что это происходит на самом деле. Я не узнавала этого человека, это был чекнутый психопат с безумными глазами.
А потом он просто вылетел из спальни, срывая сломаную дверь с петель.
Глава 20. Малыш
Несколько слов любимой женщины как капля никотина, способны убить здорового молодого мужчину за долю секунды. Нет не убить, смерть, это манна небесная, подарок судьбы, а превратить в мертвечину, в то в чем нет жизненности, одушевления, подъема, словом в могильный акт творения.
Упырь.
Зомби. Ходячий, живой трупп. Подходящие определения.
Именно так я себя чувствую после трех, как казалось очень даже радужных слов….Которые набатом бьют в моих ушах.
Но даже теперь я не мог оставить ее там. Я хотел забрать ее и забрал бы, даже если бы пришлось всех грохнуть, и сдохнуть самому.
Даже если бы пришлось обнулить все счета и остаться с ветром в карманах.
Даже мертвую и хоть бы по кускам.
Мы бы ушли от туда вместе либо не ушел бы ни один из нас. Мне было насрать. Я хотел забрать ее и забрал бы, а цена не имела значения.
Нет не из чувства мести, как бы вы могли подумать, а просто по другому не мог.
Я как последний идиот поверил, что у таких конченых отморозков как я, тоже может быть свое нежное, с небесно-голубыми глазами, неожиданное счастье.
Наивный придурок, которого жизнь ни хуя не учит, надо было сразу рвать все к чертям и держаться подальше от нее, но нет блядь, любви светлого ангела ему захотелось.
Тогда бы у моей девочки был бы шанс, а сейчас уже поздно. Да именно с момента когда разрешил сказать себе МОЯ, шансов уже и не было.
Любовь вероломна!
Бойтесь ее, бегите от нее сломя голову едва почувствуете.
Говорят что любовь созидает, несет свет, счастье, так думают только сопливые романтики и те, кто никогда не видел ее истинного лица.
Любовь это скорее ослепляющая вспышка, а потом тьма такая будто глаза ножом выкололи или тебя с головой погрузили под толщу кромешной, топкой вязи. Я сам тонул в ней и топил ту что ее порадила.
И пока в моей груди бьется сердце она не будет принадлежать никому кроме меня, я этого не позволю.
Да, может это и эгоистично, но меня всегда несло на максимально выжатой скорости без сцепления, и тормозов, или я даже, и с места не трогался.
Но если бы я не был таким, то на моей могиле уже бы росли двадцатилетние сосны, и я бы слушал шелест их крон, а не шуршание зелени в моих карманах.
Я завис в собственной огонии умноженной на бесконечность. Представлял ее там в постеле с Беслановым и чувствовал как разлогаюсь изнутри, как мои внутренние органы заживо поедают черви, а собаки обгладывают мои кости, а на запах мертвечины слетаются навозные мухи.
Вспоминал нас, ее улыбку. А потом воспоминания сменяли картинки, где моя девочка точно также улыбается этими своими сочными губами только уже не мне и где считал действует ее природная сексуальность, когда облизывала свои испачканые моей спермой пальцы, а это он сука ее к этому приучил, и тошнит меня от этих блядь ломающих мой хребет мыслей моими же кишками. И орать хочется, и разнести к хуям эту больную черепушку, чтобы закончить свои мучения.
Я никогда не задумывался, хочу ли я стать отцом? Наверное подсознательно зная свой диагноз я смирился внутри, а может просто не до этого было. Но услышав эти слова из уст моей девочки я оказался лежащем на спине, с полным отключением жизненных функций. Я пропустил мощнейший удар и я даже не знаю какой удар оказался фатальней. Тот, что трахалась с другими за моей спиной или тот, что МОЯ ЛЮБИМАЯ ДЕВОЧКА носит НЕ МОЕГО ребенка.
А я никогда не смогу ей этого дать. Одна эта мысль меня убивала, просто адская боль.
И от этой боли я проваливаюсь в бездну, и выныриваю от дикой ломки, и от собственного воя стоящего в ушах. Обливаюсь холодным потом, в зубы тряпку и катаюсь по полу.
Сутки спускал всех чертей ада и еще сутки. Поехать к ней не мог. Боялся что убью ее сразу. Сожму руки на ее шее и остановиться не смогу, а потом останется только дуло в рот и курок спустить.
Растянул наше прощание на сколько это возможно. Вместе с собственными похоронами и ее отчанием. Видел на камерах как ее ломает от страха перед расплатой и успокоить пойти не мог, сказать что не будет ничего.
Смотрел как она там плачет и чувствовал как дерет меня на части от ее слез, а от боли ее сам загибаюсь, скручивает так, что и не разогнусь в жизнь.
И эта война внутри, удар за ударом.
Терплю стиснув зубы, а меня хлещет все беспощадней. Уже на коленях и места живого не осталось, и вот вот разорвет, а эта тварь, и секундной передышки не оставляет. А нож измены глотку дырявит не давая сделать вдох.
И я уже блюю своими внутреностями.
Раздробило на осколки, не собрать.
И швыряет меня как буй от стены к стене, от понимания что ребенка ждет от другого, а я даже, и не думал что так хотел детей, а представил нас гуляющих с малышом, наслаждающихся семейным счастьем, и сдохнуть хочется, раскатал губу инфантильный осел.
Я хотел эмоциональной разгрузки и причененная ей боль принесла это короткое облегчение. Да на секунду, на минуту, но принесла. Потом пожалею конечно, но сейчас это единственный выход, мне необходима эта отсрочка. Только так я мог ее отпустить и спасти от моей огонии.
Я как раненый зверь очень опасен и готов перегрызть даже свою собственную конечность чтобы заглушить эту бешеную суку, что точит меня изнутри.
Даже зная что играет со мной, да мастерски, но претворяется, чуть не сорвался. И вместо того чтобы воздвигнуть между нами стену с колючей проволокой, я чуть не проломил последний барьер.
Еще минута и я бы сжал ее в объятьях, и овладел бы ею прямо там, прижимая к стене, где не раз обладал
