– Елена Образцова. А как-то билеты на концерт Демиса Руссоса. Леля угадывала безошибочно. Догадывалась, занималась черной магией, следила? Юля не могла придумать еще какие-нибудь варианты. Но это всегда были какие-то подарки, о которых она мечтала. Причем мечтала изо всех сил. Или уже копила деньги и пыталась стоять в очереди. Но у нее самой ничего не получилось. А у Лели, которая уже лет двадцать никуда не выходила, по причине того, что просто не могла ходить, все получалось на пять с плюсом.
Очень пожилая женщина всегда была в идеальной форме. Прическа, маникюр, красивая губная помада. И обязательные духи. Одни и те же, сладковатые, но не приторные, с легким дуновением запаха ландыша в букете.
– Ну рассказывай, как дела.
Она хотела рассказать про Любу, но решила начать с нейтрального:
– Вот завтра устраиваю вечеринку на работе.
– Батюшки, уже завтра!
– Да, ты помнишь, мы с тобой говорили про Италию? Вечеринка будет итальянской, и я пригласила настоящего итальянского повара!
– Ну ты даешь! А почему так рано?
– Наш повар может только тринадцатого, потом у него авралы.
– Никак не могу понять, как в тебе уживаются два совершенно разных человечка? Твой счетовод и культурный затейник. Ты уже придумала ход вечера? Надеюсь, что-то изысканное? В прошлый раз вроде бы был Шерлок Холмс?
– В позапрошлый. В прошлый был Джеймс Бонд!
– О да! И?
– Более чем. Вечеринка обещает быть роскошной! Правда, план пока только в голове, но он практически оформился.
Это правда, Юля умела жить в двух измерениях. А иногда и в трех. Она переживала за работу, боялась за сестру и тем не менее рисовала в голове схему сценария праздника.
– О! Будете петь?
– Как ты угадала? Это совершенно умопомрачительно, потому что наш повар еще и поет! Я умудрилась пригласить повара, который поет. Из Рима.
– Это какой-то гастрономический разврат. Вкушать пищу под пение повара… – Леля расхохоталось.
– Пока мне не смешно. Я немного волнуюсь. Подготовиться как следует еще не успела. Есть общий план, идеи. Но я же его не знаю, поэтому, как пойдет, совершенно неизвестно. Очень боюсь опозориться. И нашим не понравится, и шеф-повар расстроится. В ресторане-то я у него была, но как поет, не слышала. Может, у него слуха нет.
– Такого не бывает. Деточка, в Италии поют все. Особенно в семьях, где есть гастрономические традиции. Паваротти тому пример. Отец – простой булочник, и оба пели в хоре. Отец был даже знаменитее. Но прославил фамилию именно Лучано. Великий тенор. Но при этом еще и прекрасный человек. Веселый, улыбчивый. Вот что необходимо для настоящей славы. Не сиюминутной, а длинной. Нужно быть очень добрым к людям и к делу, которому ты служишь. Нужно уметь отдавать. И ничего не ждать взамен. Просто отдавать. Рано или поздно все вернется.
Леля помолчала.
– А про историю вы говорить планируете? Ну, например, о значении итальянской культуры для России?
– Об этом не думала. Марко хотел поговорить о Риме. Ты представляешь, он именно поэтому согласился к нам прийти. Мол, все просто едят, а ему хочется рассказать о Риме. Так что я планировала вспомнить Спартака. Да! Его зовут Марко, как Красса.
– Ну это очень кровожадно. Под Новый-то год! Но ведь Рим в истории Руси издавна. Византийская принцесса Зоя, а у нас – Софья, из Рима была просватана за Ивана Третьего. У римлян был план. Через эту самую Зою втереться в доверие к русскому великому Князю, чтобы обратить население Руси в католичество. План папы Сикста. Был такой в Москве Иван Фрязин, а настоящее его имя Джованни дела Вольпе. Именно он разыграл эту партию и сосватал невесту Ивану, а папе и кардиналам в Риме пообещал, что проследит, чтобы все в Москве свершилось по воле папы. Вольпе четырнадцать лет прожил в Москве, служил монетчиком у великого князя, жил в Кремле, сумел всем втереться в доверие, преследуя, естественно, свою собственную выгоду. Да ты почитай об этом времени. Это интересно. Свадьба была в соборе Святого Петра. Присутствовала только невеста. Архиепископ в праздничном облачении благословил невесту, а кольцо для великого московского князя передал через Вольпе. 1472 год.
– Леля, откуда такие сведения?
– Так я же целый день сижу дома. Нужно чем-то жить. Перечитывать страницы истории и читать между строк. Что может быть интереснее? А еще интереснее интерпретировать ее по-своему.
– Ну я теперь подкована!
Они еще немного поговорили, напоследок шли вопросы о домашних.
– Как Люба?
Почему всегда в конце разговора? Когда ясно, что нет времени ответить подробно. Так, дежурный вопрос. Ответ всегда ожидался не менее дежурным. И обычно Юля сохраняла правила игры и отвечала так же нейтрально. А тут впервые вырвалось:
– Устала разруливать ее неприятности.
– А ты не разруливай. Это не твоя жизнь, а ее.
– Мы же сестры.
– И что?
– Но ее художества бьют опосредованно по маме и, возможно, даже по мне.
– Каким образом?
– Судя по всему, ее муж умудрился проиграть квартиру.
– Ту самую, которую выменяла Лариса после продажи их квартиры и покупки дома?
И откуда ей только это известно? Имя Ларисы и вообще упоминалось крайне редко.
– Да, выходит, что так.
– Ну так там с самого начала все было не слава богу. Продать хорошую квартиру, уехать неизвестно куда. Она же городской человек. К чему все эти утки? Лариса никогда ничего не понимала в домашней птице.
Куры, про себя поправила Юля и опять подивилась осведомленности Лели.
– Ничего, деточка, не случается просто так. За все надо платить. Я только не поняла, при чем тут ты?
Юля помедлила. Она впервые сейчас произнесет вслух то, чего стыдилась. Гнала эти мысли от себя, но почему-то здесь можно было их проговорить вслух.
– Я не понимаю, почему мама записала эту квартиру на Любу? Нас же двое. И Люба не инвалид. И если родителям не поживется среди кур, куда они вернутся? К Любе? Это вряд ли.
Леля расхохоталась.
– Узнаю Ларису. Наверное, она рассчитывает на меня.
В этот момент вошла кислая Ева и нервно попросила Юлю к выходу.
– Я желаю тебе удачи, деточка. И да, приведи как-нибудь ко мне этого Красса. Ты знаешь, сто лет не общалась с живым римлянином.
Леля всегда давала чувство успокоения, какой-то другой, совершенно другой энергии, энергии на веру в себя, на то, что идешь верной дорогой. И самое важное – уходили сомнения. Но не сегодня. Сегодня остался осадок. И зачем только она стала жаловаться на Любу? Ведь и так все ясно. Леля давно поставила жесткую границу:
