тёти Паши нарушил утреннюю тишину отделения.
Градусник был обычный — ртутный. Интересно, а сколько их тут со времён постройки больницы разбили? И что-то сомневался Левин, что при этом полы вскрывали и полную дезактивацию делали. Собрали осколки, разогнали ртутные шарики по щелям, с хлоркой вымыли потом, вот и вся дезактивация. Больниц Владимир Ильич вообще не любил. Уникум. Все же обожают лежать в летнюю жару в душных пахнущих варёной капустой палатах. А Левин не любит. Решил выписаться как можно быстрее, лучше потом на перевязки походить. А то и договориться с демонессой Мариной об обслуживании на дому в счёт «Левисов» на пуговках.
Обход производил зав отделением. Товарищ Кузьмин приподнял простынку и потыкал пальцем, прямо как Коля. Родственники, наверное.
— Болит? Хорошо. Болит, значит жив. И жить будешь. Шутку вчера по телевизору показывали: «Пусть каждый человек живёт не только на зарплату, но и на радость другим людям». Ха-ха. Молодцы. Так, тётя Паша, а уколите товарища антибиотиком, я выпишу. А обезболивающие пока прекратите. Потерпите немного, молодой человек. Если сильно болеть будет, тогда зовите медсестру. Выздоравливайте.
Обход продолжился в другой палате, и Иван Леонидович — слышно было — полюбившуюся ему шутку из телевизора и там рассказал. Слышался его весёлый смех. Подхихикивала и свита с больными.
Минут через десять его укололи в вену, и Владимир Ильич уже снова начал кемарить, как пришла тётя Паша со своей неполной копией. Женщина тоже была худая и пожилая и имела такие же с проседью волосы, только не под косынкою, а под шапочкой.
— Это студент. Квасин. Гнойный аппендикс. Прописали три раза в день антибиотик, там в журнале есть. Температура чуть повышена. Смотри за ним, он Маришке приглянулся. Дура девка.
Тётя Паша рассказывала всё это сменщице, словно Костика и не было в палате. Потом всё же удосужилась глянуть на него.
— Это — старшая медсестра Нина Петровна, для тебя просто тётя Нина, если заболит — вызывай. А лучше спи. Сон он… — она махнула рукой, и старшие медсёстры вышли.
Событие тридцать первое
Каждое лечение порождает новые проблемы.
Закон Мерфи
Чем меньше делаешь, тем меньше можешь наделать ошибок.
Закон медицины по Кэмпбеллу
Дверь тут же открылась и на пороге нарисовалась дьяволица-медсестрица.
— Сейчас завтракать будем.
Марина поставила матерчатую сумку на тумбочку, убрав оттуда так и не раскрытую Костиком книгу, и было хотела доставать банки из сумки, но передумала, повернулась к болезному и простынку приоткрыла.
— Кхм, — прокомментировал Владимир Ильич.
— Лежи уж. Повязку смотрела, а ты о чём подумал?
— О финиках.
— О чём? О каких?
— Засахаренных.
— Поищу.
— Тьфу на тебя.
— Подумал, значит. Потом покажешь во всей красе. Сейчас и смотреть не на что, — и зазвенела колокольчиками.
Потом Марина всё же достала банку с куриным бульоном из нескольких махровых полотенец и протянула поднявшемуся повыше на подушке Левину.
— Пей пока, а я пойду спрошу у тёти Паши, как дела, пока она не ушла.
Вернулась Марина бегом.
— Беда, Костя! — и глаза круглые.
— Беда?
Какая в больнице в 1983 году может быть беда?
— Плотника нашли в подсобке без сознания в поносе кровавом. Пробы берут, санэпидемстанцию вызвали. Этажи перекрыли. Карантин вводят. Холеру подозревают. Он же сюда вчера заходил. Ты как себя чувствуешь? Температура есть? Не тошнит? Поноса нет?
Владимир Ильич отрицательно мотал головой, а сам лихорадочно соображал. Что там Лукомор во сне сказал? «Магию я тебе дал»? Ну, похоже как-то. И верёвка порвалась при казне Еркина. Нет. Это сказки. На Земле нет никакой магии. Вроде КГБ проверяло всех этих экстрасенсов, ведуний и колдуний, и никакой магии не нашли чекисты. А с другой стороны, гипноз есть, нейролингвистическое программирование есть, ложки на лбу держат непонятным способом и вилки пальцами размягчают разные экстрасенсы.
А теперь вот Коля⁈
— Костя, ты слышишь? Он же заходил сюда и с дверью возился. Он тут на тумбочке у тебя ничего не трогал? Ох, батюшки, я же сразу после него ручку дверную трогала. Сколько там инкубационный период у холеры? — девушка покраснела и побледнела по очереди.
— Кхм. Марина. Давай успокойся. Мы в больнице, и лучшего места для карантина не придумаешь. Тут врачи, лекарства.
— Много ты понимаешь, против холеры специальные лекарства нужны, а у нас тут хирургия, а не инфекционка, — демонесса зачем-то на цыпочках прокралась к двери и высунула в щель свой чуть вздёрнутый носик.
— Докладай обстановку, боец! — решил пошутить Левин.
— Бегают все, — не убирая мордочку из щели, сообщила медсестра.
Должен был волноваться и Левин, но в руках у него была банка литровая с ароматным куриным бульоном, и думать о засранце Коле не хотелось. Ещё аппетит себе перебьёшь. Если это результат его проклятия, то туда шибздику и дорога. Нефиг было заскорузлым кулачком своим тыкать так больно в его пузу. А если не его? Бабам. Как там Лукомор ещё говорил про последнее желание? То есть третьего переноса в новое тело, если это загнётся, не будет. И умереть в больнице от холеры⁈ Не, не надо! Что за невезуха, там в колдуна, которого сразу сожгли, тут в дристуна. Левин прислушался к животу. Ничего страшного. Урчит, но это потому, что у него в руках банка с бульоном… Наверное.
— А, трём смертям не бывать… Н-да, третья и будет… Вот же. Трём смертям не бывать! Это про меня!
Левин решительно поднёс банку к себе, вдохнул аромат и стал большими глотками втягивать в себя солоноватый немного, но вкусный и тёплый бульон.
На половине банки его руку решительно отвела вернувшаяся от двери демонесса.
— Оставь. Тут теперь непонятно, что с кормёжкой будет, раз карантин. Бульона куриного точно не будет.
— Ну чего ты раньше времени паникуешь? Может, не холера, а дизентерия или просто водка была несвежая. Запашок от него стоял. Денатуратный.
— Когда? Вчера? Не было запаха, я же пару раз мимо проходила!
Твою! Не отбрешешься.
— Он утром заходил сегодня. Нормальный был. Ругался, что из-за меня ему премию не дадут. Что я пожаловался на скрипучую дверь…
— Он тебя трогал? Говори? — и глаза в слезах.
Твою! Ещё раз.
— Нет, от двери сказал и ушёл.
— От двери, а мы тут все за ручку хватались! Ой, мамочки!
Глава 13
Марьяна Ильинична
Событие тридцать второе
Отстрел волков опасен оволченьем человека.
Николай Векшин
Левина проснулась от резкого толчка в бок. От боли аж искры из глаз посыпались.
— Володь, ядрить кадрить твою налево, — сонно выругалась Марьяна Ильинична на мужа, который порой по ночам так свои тренированные руки-ноги раскидывал, что однажды пришлось даже на работу с бланшем под глазом идти.
Уж как он потом извинялся, даже самой стыдно как-то было за фингал этот. Мог бы и не настолько ярко проявиться. Но синяк был совершенно бессовестный — сиял на лице Марьяны ещё добрые две недели, перецветая от чернильного к жёлтому.
А потом вдруг сонный мозг вспомнил, что мужа-то больше нет. Умер. Да и она в лесу, а не в привычной постели. Резко села, глаза вытаращила, да ни зги в ночном лесу не видать.
— Зверьё, — тихо проговорила старуха, пружинисто поднимаясь на ноги.
Марьяна отбросила одеяло. Дхок подхватила её под локоть, помогая подняться.
Беглянки прижались спинами друг к другу и напряжённо вглядывались в лесную тьму.
— Волки, — сипло проговорила Дукуна. — Я магией жахнула, да не уходят. Чуют, знамо, что мало нас. А стая-то большая, сюдыть её через тудыть…
И в этот момент на них разом ринулись тени. Хрустнули ветки под лапами, раздался рык, пахнуло звериным духом. Марьяна Ильинична выставила перед собой тонкие чужие руки и изо всех сил ударила по напавшим. Пламя метнулось в стороны, опалило морды и осветило поляну. Яркая огненная вспышка ослепила беглянок. Рядом взметнулась другая вспышка — белая. Раздалось рычание, обгоревшие звериные тела попадали у ног Левиной. И такая её обуяла ярость…
Что за гнусный мир⁈
Ни поспать, ни поесть толком, ни помыться!
Ещё и вши!
— А ну получите, ироды! — заорала она во весь голос. — Владимира Ильича на вас нет!
Огонь выплёскивался из ладоней горячими толчками. Раздался скулёж. Воняло палёной шерстью. В суматохе и не видно было — нападают
