Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
или нет?
— Да… нет… То есть были. Но мы не…
— С кем?
— Ну, это… с кем всегда… — облизнув губы, Глотов жалобно посмотрел на стоявший на столе графин. — Попить можно, гражданин следователь?
— Попей. Ах, ты ж в наручниках…
Алтуфьев распахнул дверь:
— Дежурный! Ключи от наручников принесите!
Отомкнув наручники, следователь кивнул на графин:
— Пей. И рассказывай. Итак, с кем?
— Так говорю ж… Стало быть — Ванька Кущак и еще Дебелый… Дебелов Николай. Они щас оба в ауте. Со вчерашнего дня еще.
— Доберемся и до них, — зловеще заверил Владимир Андреевич. — Что пили?
— Так это… стало быть, «четверть» у Шалькина была. С самогоном. Ну, конечно, не полная…
— А что, и повод имелся?
— Да! — Глотов обрадовался. — Был! Был повод. Мы ж не так просто пришли — помогали кровати грузить… ну, на телегу. Кровати-то, ну, сетки панцирные, потом ребята, пацаны, в новой школе разгружали. А уж опосля мы, стало быть, на конюшню-то и пошли. Федор — мужик хороший.
— Ушли когда? — следователь поднял глаза. — Давай-ка со временем теперь определимся. Ну, день был или, может, уже вечер?
— Два с четвертью, — с неожиданной твердостью пояснил задержанный. — У Шалькина часы были. Ой, товарищ следователь…
— Значит, Шалькин упился, уснул. А часы его вы стащили…
— Это все Ванька Кущак!
— Пусть так. А почему самогон не допили? Немного оставили.
— Да что мы, звери, что ли? — Глотов обижено моргнул. — Уж не фашисты какие — точно. Похмеляться-то Шалькину потом чем? Часы — понятно. А тут, стало быть, совсем другое дело… А насчет часов не будет Федор заявлять.
— На, читай протокол.
Часы… часы… Черт побери! Часы же! А почему бы и нет? Вот откуда царапина на левом запястье убитой! Наверняка убийца часики и сорвал. Или — не убийца… Но сорвали же, определенно сорвали. Если так, то ведь должны же эти часики где-нибудь всплыть?
— Прочитал? Пиши: «Мной прочитано, с моих слов записано верно». Распишись. Здесь, здесь и здесь. Ну, все! Теперь — в камеру.
— А в камеру-то, начальник, за что? — испуганно взмолился Глот.
— За что и попался — за мелкое хулиганство.
— А, за мелкое… Это, стало быть, мы завсегда…
В дежурке оставался лишь один помощник — стриженный ежиком сержант из бывших постовых. Сидел себе за пультом да что-то писал.
Препроводив задержанного в камеру, сержант вдруг обернулся, вспомнил:
— Товарищ следователь! Тут вам из Старой Руссы звонили.
— Отку-уда? — неподдельно удивился Алтуфьев. В Старой Руссе у него никого из знакомых отродясь не было.
— Сказали, что еще перезвонят, и телефон оставили — я записал, вот.
Сержант протянул бумажку…
— Спасибо. «Санаторий «Надежда», дежурная по этажу. Для Матвеевой Т. П.», — задумчиво прочел Владимир. — Теперь хорошо бы узнать, кто такая эта Матвеева Т. П.? Матвеева… Матвеева? Так это же… Сержант, у вас по межгороду откуда можно?
— Да хоть с вашего кабинета. Через коммутатор — семерка.
Татьяна Петровна Матвеева. Учитель истории и заведующая школьным музеем. Скорее всего, именно она последней видела практикантку в живых. Кроме убийцы, разумеется. Если не предположить, что именно она и убила! Что тоже могло быть. Правда, как тогда объяснить изнасилование? Сообщник? Тот же Шалькин, к примеру…
— Алло, алло… Коммутатор? Девушка, мне пожалуйста…
Слава богу, с Матвеевой поговорить удалось! Правда, ничего интересного заведующая школьным музеем не рассказала, да и не могла бы: по складывающейся версии, все «самое интересное» как раз-таки произошло после ее ухода. А про то, что в конюшне пили (уходя, женщина слышала пьяные голоса), Алтуфьев и так знал. Тем не менее поблагодарил:
— Спасибо, Татьяна Петровна, что позвонили!
— Так я ж понимаю. Господи, горе-то какое… Если надо будет приехать на официальный допрос — я готова! В субботу.
— Вот и славненько! Буду вас ждать. М-м… — следователь глянул на висевший на стене календарь из журнала «Работница». — Скажем, в двенадцать дня устроит? Ну, вот и договорились. Еще раз спасибо. Да, Татьяна Петровна, случайно, не помните, часы у погибшей имелись? Какие-какие, говорите? «Заря»? С малиновым циферблатом, плоские, позолоченные… И такой же браслет…
Значит, точно — вот откуда царапина на запястье убитой! Ну, точно — часики сорвали. Как он и предполагал! Небось за золотые приняли. Впрочем, «Заря» — вещь качественная, дефицитная. Скорее всего, убийца и сорвал. Тот самый, в парусиновых туфлях? Или все-таки Шалькин?
При обыске в доме подозреваемого никаких женских часиков не нашли, но это еще ничего не значило! Мог спрятать где-нибудь на чердаке, закопать в огороде, продать, наконец, проиграть в карты тем же ханыгам! Искать надо, искать. Еще раз обыск назначить — теперь уж все перевернуть вверх дном: и в доме, и на чердаке, и на огороде. Ближайшее окружение конюха еще раз опросить: не видали ли, случайно, у Шалькина часики «золотые», не предлагал ли купить?
Засунув в печатную машинку лист бумаги, Алтуфьев принялся печатать постановление. Сквозь приоткрытую дверь — жарко! — слышен был весь ход комсомольского собрания — в ленкомнате дверь тоже не закрывали.
— Вот взять старшего лейтенанта Ревякина, — громким голосом распекал начальник Иван Дормидонтович. — Ты когда, Игнат, на газету «Правда» подпишешься? Забыл?! А мне уже из райкома звонили, напомнили. Еще и справились — не жмут ли погоны! А вот вчера как раз разнарядка пришла. О повышении культурного облика советского милиционера. Дорожкин, ты у нас культмассовый сектор! Зачитай!
— Есть, товарищ майор!
По разнарядке от Озерского отделения милиции требовали двух человек — в спортивную секцию, всех — в библиотеку, кто еще не записан, не менее трех каждый месяц — на лекции общества «Знания» и одного — в танцевальную студию.
— Вот ты, Дорожкин, в танцевальную студию и пойдешь! — сурово припечатал начальник.
— Товарищ майор! У меня же дела…
— У всех дела, Дорожкин! Но… Партия сказала — надо, комсомол ответил — есть. Остальные… — майор сделал многозначительную паузу. — Остальные все — в библиотеку! Сегодня же!
— Так закрыта она уже, товарищ майор.
— Тогда — как откроют! Потом мне доложите, лично!
Сразу после собрания, как и обещал, к следователю заглянул Ревякин. Ухмыльнулся, вытащил из кармана блокнот:
— Значит, по этим всем чертям. Ну, которые с убитой шуры-муры крутили.
— Давай-давай! — обрадованно потерев руки, Алтуфьев угостил опера сигаретой. — Ну, что там у тебя?
Закурив, Ревякин выпустил дым в приоткрытое окно, забранное снаружи решеткой:
— Замятин Михаил — не при делах, как и жена его Валентина. В день убийства оба находились на работе, на полевом стане. Там же обедали. Он — тракторист, она — рабочая открытого грунта.
— Ясно…
— Виталий Федорович Катков, счетовод колхозный… — Игнат неожиданно хохотнул. — Я тебе скажу,
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
