Может, и правда что-то со мной не так?
В мистику, в прочую хрень верить смешно и нелепо.
Не демоны меня вывели из пустыни.
Сила и ярость, когда подыхаешь, а всю свою силу сжимаешь в кулак. Они. Только они и то, каков твой кулак по силе, решают жить тебе или сдохнуть.
Не только в пустыне. Во всей жизни!
Или, может, мне кто-то скажет, что Анхель со своим доктором и то ли другом, то ли братом, лучше стервятников. что бросались на меня? Лучше палящего солнца, что подохнуть в два счета заставят, если ты не сумеешь им противостоять?
И не бабки. Не связи. Не физическая сила тут решают.
Анхель поникший старик, а сумел сотни бойцов на привязи держать.
Внутри. Внутри ты или слабак и тебя уничтожат, или сумеешь стать сильнее и нагнуть остальных.
Разве сама жизнь лучше этой пустыни? Ласковей? Ни хрена!
Девки, что живут у Анхеля во втором, дальнем доме. Отдаются почти за жратву его зрителям. Чтоб не сдохнуть.
Все так же.
Так же, как в ней.
Тебя будут брать измором. Заставлять подыхать от жажды и голода. Угрожать расправой, как стервятники!
А вокруг…
Вокруг тебя будет море трупов. Смердящих.
Наглядно показывающих тебе, что стало с теми, кто не покорился. Не нагнул головы.
И никаких демонов не надо.
Либо ты пройдешь. Сам пройдешь через эту лютую хрень и не покоришься, или станешь таким же смердящим трупом. Пусть даже живым. Пусть даже со своей миской еды. Но ты сдохнешь, потому что позволил себя сломать!
Нет ее. Мистики. Нет демонов.
Но у меня рвет башню.
Снова и снова я поднимаюсь вночи.
Иду. Иду на зов, сбегая от пустоты, что замораживает в лед все суставы.
Хрен знает. Может, мы и правда здесь два призрака, этот дом и я?
И зовет меня этот голос к себе на погибель.
Но чем жить вот так…
В пустоте, пусть даже и не прогнувшись…
Блядь. Я даже сдохнуть готов, если так!
— Зачем мне другая, Ания? Мне и одна не нужна.
— Ты ведь мужчина. У тебя есть свои потребности. Как у каждого.
— Есть. И ты их пока удовлетворяешь. Но это только потребности. Ания. Не забывай.
— Зачем ты меня все время гонишь? Зачем отталкиваешь? Даже отец мой начинает верить. Что ты самый настоящий демон!
— А ты нет?
— Нет. Я — нет. Я знаю, что ты человек. Но ведь у человека должно быть сердце!
— К чему это все? Весь этот разговор? Я не меняю своих решений. И своих слов, Ания. Я все сказал тебя с самого начала. Ничего не изменилось. Ты можешь уходить. И ты глупа, если рассчитывала на что-то другое.
— У меня просто такое чувство. Что ты скоро уйдешь. Ты уедешь, демон. Я чувствую. Сердцем чувствую.
А я не чувствую ни хрена. Выплеснул в нее свою ярость и ни хрена не чувствую.
Пустота снова нависает.
Сжимает меня в своих ледяных тисках.
Надавливает стенами, которые нависают так, что скоро сплющат. И даже крошева от костей не оставят.
— Ты уйдешь. И я знаю. Знаю, что ничего для тебя не значу. Ничего.
Ана всхлипывает. Плачет.
Маленькая, хрупкая женщина.
Блядь.
Я ее жалеть только за то. Что делал с ней сейчас и много ночей до этого, жалеть должен.
И… Наверное, чувствовать благодарность. Ведь именно она спасла мне жизнь!
А ничего.
Внутри рваная рана. Которая даже не дергается.
И за это сам себя готов ненавидеть!
Но и этого не получается. Ничего. Только пустота, от которой я схожу с ума!
— И не буду значить для тебя ничего. Никогда. Но я прошу. Я умоляю тебя. Забери меня с собой, когда уйдешь. Я знаю. Ты можешь уйти ночью. Никому не сказав даже слова. Пожалуйста! Возьми меня с собой! Забери отсюда!
— Зачем? Зачем тебе это, Ания?
Внутри наконец что-то дергается.
Даже пытаюсь проявить к ней первую ласку.
Обхватываю черный локон руками. Пытаюсь мягко погладить.
— Я здесь не смогу. Пропаду. Ты знаешь? Отец уже продал меня другому! Своему другу. Этому жуткому борову с глазами убийцы. Он только смотрит на меня, а у меня уже внутри все переворачивается. А когда я на него смотрю, хочется вырвать от мерзости. Я не смогу так, демоооон! Не смогу! Я же отравы напьюсь, если придется с ним… С ним….
— Тссссс. Не придется. Твой отец поперек моего слова не скажет. Я с ним поговорю. Хочешь? Прямо сейчас.
— Нет!
Ее глаза округляются в самом неподдельном ужасе. А руки впиваются в меня так, что под кожу загоняет ногти.
— Нет, ты что? Не говори с ним! Я тебя умоляю! Это он сейчас. Сейчас тебя боится. И слова поперек не скажет. Но… Но ты уйдешь! Уйдешь. Демон! Ты уйдешь очень скоро, я знаю, я чувствую! Каждую ночь боюсь, что ты уже ушел! А он меня ему отдаст. Он уже давно за меня деньги взял. И меня накажут! Накажут, да и жизни с ним я не вытерплю!
— Я знаю. Знаю, что ты меня не любишь. Просто позволь мне остаться. Быть рядом. Я полы тебе готова мыть. Во всем прислуживать! Тебе и… той…
— Какой той?
Резко подминаюсь, сам не замечая. Как сжимаю шею Ании слишком сильно.
— Перестань, плакать, — смягчаюсь, понимая, что рявкнул.
— Той…
Всхлипывает, размазывая руками по лицу слезы.
— Той, которая твое сердце забрала. Ведь ты не такой. Не такой, как все остальные здесь. У тебя есть сердце. Демон. Именно этим ты и отличаешься от всех остальных.
— Правда? Так ты сердце во мне, Ания, увидела? А я думал, ты готова лечь под каждого, кто сильнее других оказался на ринге! Только вот ты ошиблась. Нет во мне никакого сердца. Нет. А, может, и не было его никогда.
— Есть, — она робко проводит пальцами по уродливым шрамам на лице.
Могла бы быть другой.
Требовать чего-то. Тех же денег или большего. Даже женитьбы.
Хрен знает.
Я бы, может, и не отказал.
По большому счету. Она жизнь мне спасла.
Пустую. Никому на хрен, кроме нее, не нужную. Мне самому ненужную.
Это когда в драке. Или в пустыне. Когда надо драться. Выдирать эту жизнь зубами. Тогда она ценность, кажется, имеет.
А так…
Никакой в ней ценности, на хрен, нет.
Но по всем раскладам могла.
