не знаю как, но Эльдар умудрился совершить ещё три попытки побега. Один раз его сняли уже с запретки. Он просто вылазил в кормушку — настоящий акробат! Как у него это получалось, я не понимал. Заварили кормушки — и побеги прекратились.
Рядовые сотрудники, начальники смен — все пришли со мной поздороваться. Все ко мне были расположены положительно. У ДПНК с погонялом Рыжий погиб сын на фронте, какой-то новый ДПНК сам воевал, а вот Большого, самого добродушного, убило, когда он был дома на выходном.
Вольготнее всего я себя чувствовал, когда на смену заступал контролёр Кирилл. Его боялись больше, чем оперов. Он мастерски залетал на барак и находил запрет. Был у него какой-то особый талант, чуйка, где и что искать. Братва даже дала денег начальству, чтоб Кирилл не заходил в «жилку», а сидел на «яме», но Кирилл нашёл старый выход и всё равно делал набеги.
— A-а… Владлен. Зеки не те стали. Когда я начинал работать, меня бы за такое, как сейчас я делаю, просто зарезали. — Он открывал кормушку и целый день общался со мной. Навряд ли он хотел что-то выведать у меня, так как я только заехал в лагерь и был в изоляции — ни о каких движухах знать просто не мог.
— Когда вас тогда забирали, меня чуть не убили… Меня один знакомый, мой сосед, тоже сидевший, предупредил, что ополченцы ищут меня и хотят убить. Кто-то решил поквитаться… Влад, веришь, я так испугался, что спрятался в кастрюле… Видел эти большие, на помазане?.. Вот… Хорошо пустая была… И крышкой накрылся. Четыре часа сидел. Николаичу хотели голову самурайским мечом отрубить…
— Бля, ладно ты, ну Николаич безобидный…
— Это Арарат конченый… На колени его поставил и ударил обратной стороной сабли. Ням-няма побили сильно… А я сидел четыре часа… Потом на блокпосту меня кто-то узнал, начал шмонать. На землю положил… — Кирилл изливал душу, говорил, что всем ополченцам, кто реально воевал, будет помогать и не будет заёбывать. Пообещал, что если укропы будут наступать и он будет на смене, то обязательно нас откроет. Предложил мне свой телефон — позвонить. Я сказал, что если нужен будет срочный звонок, то я воспользуюсь.
— Зимой тут Ботаник сидел. Я сказал, что выпущу его… Тут ебашили сильнее, чем летом. Скажу секрет один: вышкари сказали, что на вышках стоять не будут… А как охранять? Да и людей не хватает, разбежались почти все ещё летом. Так мы зеков с посёлка на вышки поставили… Один день автоматы дали… Нам в управе сказали: вы что там? поебанулись? Забрали автоматы и дали им дубинки. Они с ними на вышках стояли… Должны были, если что, маячить… В общем, как в Великую Отечественную… Зеки зеков охраняли… — стою у кормушки и слушаю Кирилла.
Первую неделю нас не выводили на прогулки, объясняя тем, что мы склонны к побегу. Потом всё-таки разрешили. Кирилл первый из контролёров начал выводить нас не по разным дворикам, а в один, чтоб было веселее. Разрешил заваривать чай в дежурке: маленькие зековские радости — попить чай на свежем воздухе. В насквозь простреленном прогулочном дворике мы пили чай и смотрели на осеннее горловское небо. Иногда были слышны выстрелы, работа пулемётов. Окопы были буквально через дорогу от лагеря, в зелёнке.
Вскоре Север, ставший вместо Ахмета в ответе за лагерем, принёс мне телефон и сказал, что договорился: два раза в неделю мне будут пихать «балалайку» с 17:00 до вечера. Сразу дозвонился Старый, который сказал, что у них с другом «всё готово», что я должен дать согласие — и «всё будет». Как оказалось, у них был безумный план расстрелять лагерный забор из «Шмелей» и освободить меня. Что будет потом, похоже, ребята не сильно задумывались. Спасибо, конечно, рад, что пацаны готовы на риски ради меня, но это был полный бред.
* * *
Октябрь 2015 г.
Не знаю, как я спал бы, если бы Ахмет не пиханул своё пуховое одеяло. Бабье лето подходит к концу, и в бетонной камере становится холодно. Из-за дефицита красок вокруг снятся яркие сны.
СОН № 2
Я стою на бульваре Горбачёва в Макеевке, и там, где раньше был Детский мир, теперь стриптиз-бар. У входа здоровый охранник и две стриптизёрши, прямо в своей яркой одежде, курят. На улице пасмурно, ветер, срывается дождь. Всё вокруг серое, а одежда девушек и вывеска, наоборот, очень яркие. Бросаются в глаза.
Я решил зайти вовнутрь и снять одну из стриптизёрш. Лестница на второй этаж… Роскошное кафе… Я спрашиваю у охранника: где тут стриптизёрши? Он отвечает, что это кафе, а проститутки внизу, в подвале. Я обращаю внимание на женщину за столом, мою знакомую. Она очень набожная, но в своё время вела очень распутный образ жизни. Интересно, что она не одна: напротив неё тоже она. Вместе они смотрят в счёт, который им принесли, что-то высчитывают…
Я спускаюсь в подвал. Охранник показывает, куда идти, и я попадаю в коридор, очень напоминающий наш штрафной изолятор. Обшарпанные стены, металлические тюремные двери… Они почему-то открыты… Тусклый свет. В комнатах (камерах) грязные скомканные серые постели. Никого нет. В одной из комнат сидит какая-то старуха в красном пеньюаре и говорит:
— Проходи, проходи, не стесняйся!
Я быстро возвращаюсь к охраннику.
— Друг! А что такое? Где красивые бабы?!
— Та их давно всех разобрали. Выходной же…
Старуха пытается затянуть меня в комнату.
— Та не бойся ты! — говорит она.
Вдруг слышится какой-то шум, старуха куда-то ушла, и я вижу, что меня ищет моя мама со своей сестрой. Я испугался, что мать увидит меня в этом месте. Забегаю в одну из комнат и прячусь за прикроватной тумбочкой, но она быстро нашла меня.
— Владлен, ты тут? Ты тут что, ночевать собрался? Я тебе чистое бельё принесла…
— Нет! Мам! Ты что?
— Возьми, возьми…
…Я просыпаюсь.
— Ты всегда хотел чего-то яркого, к этому стремился, но это были ложные цели. Обман. Тёлки в красивой одежде… На улице пасмурно — кризис… Но даже в кризис ты хотел красивой жизни. Ты повёлся на яркую дьявольскую уловку. Верующая женщина и её сестра-близнец… Ты говорил, что, будучи набожной, она вела распутный образ жизни. Поэтому она и видится тебе как бы раздвоенной. Она смотрит счёт — это значит, что она расплачивается за такой двойной образ жизни. Всё как у тебя… Вместо шикарных номеров ты видишь подвал. Подвал… Ты понимаешь, что это, объяснять не надо?.. Всё не так, как ты ожидал. Не
