кривоносого с его «быстрыми деньгами». Вот так шаг за шагом можно отследить причины всех жизненных ситуаций.
— Как всё просто у вас, — немного обиженно ответил Алексей.
— Так всё и есть просто! Просто делай, что любишь! Этого всегда достаточно! И умереть не страшно. Страшно другое: перед смертью осознать (а именно перед смертью всё и проясняется!), что прожил ты эту жизнь не для себя! Что так и не осмелился сделать того, чего так хотел на самом деле. Окружив себя надуманными заботами, следуя общепринятым установкам и обязательствам, достигая навязанных целей, ты, в общем-то, жизнь свою просуетил.
Куда лучше, лёжа на смертном одре, вспомнить и победно улыбнуться своему бесстрашию, которое в этот последний момент осознаётся не как героический поступок, но как единственно верное и правильное решение. И в последний раз, закрывая свои глаза, почувствовать себя настоящим хозяином этого короткого, но такого яркого земного приключения! — глаза Андрея блестели. Казалось, что он сейчас находится не в маленькой московской квартире, а выступает где-нибудь на арене Колизея и тысячи глаз восторженно внимают его пламенной речи! Алексей тоже это почувствовал и, воодушевившись речью удивительного оратора, громко выдал:
— А знаете, что? Мне плевать, кто вы такой на самом деле! Я только что был готов расстаться с жизнью, и раз уж этого не произошло, то я принимаю этот счастливый билет! — и допил остатки необычного вина.
— Да будет так! — неожиданным эхом прогремели слова Андрея, и в следующий миг в глазах Алексея всё поплыло. Очертания комнаты стали размываться, стены исчезли, а вместо свечей где-то вдали возникли факелы, и помещение стало плавно превращаться в какой-то тёмный огромный зал средневекового замка.
Алёша провалился в забытьё.
Он ещё не знал, но впереди его ждали удивительные события!
Глава 20. Сны
В темноте играли языки небольшого пламени. Еле слышно потрескивали дрова в камине. Богослов Андрей сидел на коленях в своей церковной рясе и смотрел, как огонь медленно пожирает деревянные щепки. Каждый раз, завершив то или иное дело, он оказывался здесь, и изменить это было невозможно. Место было тёмное и полное одиночества. Он всегда сидел у камина в своей чёрной рясе и молча всматривался в огонь. Тьма и тишина — это всё, что оставалось у него после каждого яркого появления среди людей. Казалось, что времени здесь не существует. И когда глаза его бесконечно уставали от прыгающих языков пламени, он забывался и видел один и тот же сон, вот уже на протяжении почти тысячи лет…
Вечерами, когда последние лучи древней звезды нареченной Солнцем, остывали и растворялись в солёных водах Мраморного моря, он сидел у обрыва вместе со своей возлюбленной и каждый раз убеждался всё больше и больше, что на свете нет и не было ничего более прекрасного, чем бездонные карие глаза, смотрящие на него с безграничной нежностью. Что не было и нет ничего более завораживающего, чем длинные каштановые волосы, падающие до самой поясницы, открывая лишь маленькую часть тонкой девичьей талии.
— Как любишь ты меня? — спрашивала она, и глаза её улыбались. Он касался её груди и отвечал:
— Я люблю тебя вот отсюда и до самой Луны!
— Да? Очень жаль, — дразнила она его. — Ведь до Луны и всего-то рукой подать. Неужто, и любовь твоя такая же короткая? — и она наигранно отворачивалась, задирая свой нежный подбородок. Тогда он крепко хватал её и начинал щекотать, а она в ответ звонко смеялась и пыталась вырваться из его объятий. Вдоволь наигравшись, она резко вставала на ноги, поворачивалась к нему и, схватившись обеими руками за его лицо, очень серьезно спрашивала:
— Поклянись мне, что будешь любить меня вечно! Встань и поклянись сейчас же, не задумываясь! — лёгкий бриз немного трепал её волосы, глаза были сосредоточены и серьёзны и смотрели, казалось, в самое сердце. — Вставай же, Андрей! Пусть твоя клятва будет торжественной! — в её зрачках отражалось заходящее солнце.
— Встав-а-а-ай!
И вдруг розовое закатное небо начинало резко темнеть. Спокойное море превращалось в бушующую стихию, и внезапно возникшие чёрные тучи извергали страшные молнии, уходящие прямо в воду! Её руки, держащие его за голову, становились ледяными, а сама она постепенно растворялась в кромешной тьме. Он пытался ухватиться за неё, но она была уже полупрозрачной. Лишь голос продолжал тянуться из темноты:
— Вставай же! — звук становился всё грубее.
— Вставай, богослов! Пора! — и это была уже не она. Это был голос, поднимающий мёртвых. Каждый раз на протяжении почти тысячи лет он будил его лично. Это был Сэттэр. Это был сам дьявол.
* * *
В дверь позвонили. Алексей открыл глаза, пытаясь вспомнить, где он и что было вчера. Так толком и не разобравшись, но, узнав свою съёмную квартиру, он поднялся с дивана. Звонок прозвучал повторно. Судя по яркому солнцу, пробивающемуся сквозь занавески, было уже около одиннадцати. Он накинул на себя рубашку и подошёл к глазку. Всё было размыто от света из окна в подъезде, расположенного на лестничном пролёте.
— Кто там? — сонно спросил он.
— Это я, сынок!
«Мама! Мама?» — он судорожно стал крутить замки, чтобы открыть дверь. Распахнув дверь, он увидел её, свою родную, свою уже не молодую, но улыбающуюся маму, с маленьким чемоданом в руке.
— Мам! Мама! Ты приехала? Ты выздоровела? — крепко обняв её, он впервые за долгое время вспомнил, как же сильна эта материнская любовь.
— Мамочка, ты прости меня, что я сам не смог к тебе приехать. Мне срочно нужно было закончить этот грёбаный проект с очередным бестолковым артистом! Но главное, что ты теперь здесь, что ты сама добралась, хорошая ты моя! Как же я рад тебя видеть, мам! Что ж ты не предупредила, что приедешь? — он нежно обнимал её и никак не мог отпустить.
— Да полно тебе, сынок. Вижу, что ты здоров, красив, только что-то схуднул немного. Жену бы тебе хорошую… Ты мне ответь, сыночек, ты счастлив? Хорошо тебе здесь, в этом городе, в этой квартире? — она смотрела на него с такой нежностью, с такой заботой, что он просто не мог её обмануть.
— Знаешь, мам, я столько раз хотел всё бросить и вернуться к тебе с папой, но что-то всё время меня останавливало. Какое-то чувство, надежда что ли, что всё изменится и я добьюсь своего успеха… — он виновато посмотрел на неё.
— Всё правильно, сынок, ты молодец. Слушай, что чувствуешь, и делай, как велит сердце, без капли страха. И не забывай, ради чего ты сюда приехал. И всё у
