Книга Ма(нь)як - Ирина Желтова

10.

По пути к Петровке Сурненков купил в киоске газету, привлекшую его броским и даже почти скандальным заголовком «НОВЫЙ ПИЛА?» А под ним красовался милицейский фоторобот Маата — шляпа, массивная нижняя часть лица и ничего не выражающий взгляд. Статья одного из виднейших журналистов страны была столь же витиеватой по форме, сколь и примитивной по содержанию и сделанным выводам.

«Благополучию мирных граждан угрожает очередной пария, — так начиналась статья. — Вот уже несколько месяцев жителей городов разных стран терроризирует идеальный убийца под кодовым названием «Маат». Он идеален в полном смысле этого слова. На его след не удалось напасть ни одной спецслужбе мира. Своих жертв он, по всей видимости, выбирает случайным образом. А затем, изучив всю их подноготную, заключает в помещение без окон, где под пытками вырывает обещание больше никогда не творить то зло, в котором он их обвиняет. Кто же эти жертвы? — спросите вы. Коварные преступники, избегнувшие правосудия? Тайные злодеи? Нет, нет и нет! В лапы к Маату попадают совершенно простые люди, обыватели, которых он обвиняет в совершенно невероятных вещах — в наличии сексуального желания (происки феминисток?), в любви к поеданию мяса (наш маньяк — тайный веган?), в недостаточном, по его мнению, интеллектуальном развитии (снова дискриминация? На этот раз по признаку интеллекта!), в нежелании развиваться и достигать высоких целей и т. д. И людям, не пожелавшим самосовершенствоваться, наш маньяк отказывает в праве на жизнь: либо убивает их прямо там, на месте, либо, дав им на исправление всего месяц и не заметив улучшений, приканчивает через этот самый месяц. Что поразительно: даже если весь этот месяц к человеку приставлена охрана, за ним следит полиция или сама ФСБ, Маат все равно ухитряется настичь свою жертву, а спецслужбы остаются с носом.

Так кто же наш убийца и почему он вдруг вышел на арену?»

Далее следовал еще менее вразумительный текст на тему современного Раскольникова, поклонника нашумевшей серии фильмов «Пила», идеалиста, мечтающего одним махом улучшить все человечество, заставив его отказаться от собственной сущности и превратиться таким образом… во что?

Сурненков задумчиво остановился возле небольшой закусочной и поспешно купил две сосиски в тесте — Николай наверняка тоже голоден. Убогий и грубоватый посыл статьи все же не лишен был некоторого смысла: люди были напуганы. Многие из них зачастили в полицию, писали на Петровку письма, содержащие всего один вопрос: «Как мне измениться, чтобы не стать следующей жертвой Маата?» Обезумевшие от страха граждане искали в полиции единственный приют и поддержку — как раз то, чего внутренние органы никак не могли им обещать. После того, что случилось с Иваном, в ужасе пребывали и органы правопорядка, уже не просто смутно догадываясь, а четко осознавая, что им нечего противопоставить Маату, кем бы он ни был. Интерпол и ФБР не сдавались, но уже и в США количество жертв перевалило за сотню, и в их числе были высокопоставленные чиновники и даже агенты секретных служб. Личная борьба Сурненкова и Секачева не значила уже на этом фоне ровным счетом ничего.

Иван застал Николая дремлющим на рабочем месте: в последние пару недель уровень преступности в столице резко упал, в чем тоже, вероятно, следовало винить (только вот винить ли?) Маата, и оперативники со следователями и криминалистами скучали за рабочими столами, потягивая кофе и лениво обсуждая новости. Тема Маата на Петровке стала табу для всех, кроме Секачева и Сурненкова, да и те обсуждали ее только с глазу на глаз, понимая бесплодность собственных попыток выяснить хоть что-то.

— Ну как успехи? — при виде оказавшейся перед ним сосиски в тесте глаза Николая загорелись, и он пошел ставить чайник.

— Пока ничего определенного, но есть намеки на то, что Брикер таки мог вести двойную жизнь.

— Ну?

— Кажется, полушария его мозга могут работать практически автономно друг от друга и определять, таким образом, его поведение. Когда работает левое, он агрессивен и неуправляем, а работа правого вновь делает из него нормального человека.

— Эдакий Джекил и Хайд? Это тебе Мельникова поведала?

— Она рассказала всего лишь, как сильно его менял один незначительный факт того, какой рукой он фехтовал: если правой, в нем просыпалась неконтролируемая агрессия, переходил на левую — и становился паинькой. По ее словам, он сам отследил эту закономерность и перешел на фехтование левой, но кто же знает, как на самом деле обстояли дела и только ли фехтование так влияло на его мозг? Что насчет письма, вождения машины и самолета?

— В этой связи, Ваня, меня волнует совсем другой вопрос, — Секачев отхлебнул горячего чаю и с упоением вонзил зубы в сосиску. — Даже если мы сейчас придем к тому, что Брикер — это Маат, а Маат — Брикер, как мы объясним все, что происходит? Как объяснить его неуловимость? То, что он в последние недели начал орудовать по всему миру? То, что способен подступиться к лицу любого уровня и недалек тот день, когда в его лапах окажутся президенты? Тут не просто одному человеку все это не под силу — тут и группировка не справится, если только…

— …ей не помогает кто-то из сильных мира сего? — закончил Иван, ополаскивая кружку, чтобы тоже заварить чай.

— Если так, то что можем сделать лично мы с тобой? Ведь даже ФБР разводит руками.

— Я не верю в конспирологию, Коль, я не верю в тайные правительства, в масонов, иллюминатов и прочую шушеру. Во власть денег я верю, да. Но если даже представить, что всем этим заправляют концерны типа Apple или Procter and Gamble, зачем им это нужно? Они и так имеют всю возможную власть. Концы с концами не сходятся.

— Вань, тут выход остается только один. Он тебе два месяца дал?

— Попытаться втереться к нему в доверие?

— А как еще мы узнаем, кто он такой и как проворачивает все эти штуки?

— Он раскусит меня в два счета, ты же понимаешь. Хотя… — Иван тут же прикусил язык, вспомнив, что не должен рассказывать об этом никому. — Есть у меня одна мысль. Если все получится, и он не уничтожит меня раньше времени, я походатайствую и за тебя, вместе мы попробуем что-нибудь сделать с его твердыней. Взломать ее изнутри, так сказать. Но пока, если честно, на ум мне, Коль, версии приходят самые абсурдные. В любом случае остается ждать два месяца.

— И совершенствоваться, Ваня, совершенствоваться! Ты