Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 112
— Монахи страшились, что их обчистят. Настал день, назначенный для межевания, — и прошел густой снегопад на окрестных землях, но ни снежинки не пало на земли приората, так что было видать, где проходит межа. Монахи скалились, аки маринованные селедки.
— Ее морозец бы не помешал тут, — отозвался Хэл, утирая раскрасневшееся лицо.
— Хвала Христу, — провозгласил Сим, хмыкнув.
— Во веки веков, — набожно отозвался Хэл, а затем поднял руку в знак предупреждения, огибая темный угол и выходя в открытое пространство с алтарем в одном конце и рядом ужасающе дорогих витражных окон, раскрасивших плиты пола радужными цветами от пылающих снаружи пожаров. Слева виднелась чуть приоткрытая дверь, где огонь мерцал и вспыхивал, бросая зловещие отсветы на выцветшие, лупящиеся росписи, украшающие одну из стен.
Даниил в логове львов, отметил про себя Хэл. Вполне уместно…
Стукнув его по плечу, Сим кивком указал туда, где ярко освещенный Киркпатрик с налитыми кровью от пламени глазами методично бросал бумаги в костер, который развел посреди комнаты. Его тень подпрыгивала и вытягивалась, как сумасшедший гоблин.
Хэл двинулся было, когда одно из стеклянных окон над алтарем взорвалось осколками и обрывками свинца, зазвеневшими и заскакавшими по камням. Последовал взрыв смеха издали, а за ним ряд злобных выкриков.
Оглянувшись на комнату, Хэл выругался: Киркпатрик скрылся. Они с Симом двинулись дальше. Под подошвами захрустели осколки скудельной посуды и стекла; Сим пошел кругом, пока Хэл затаптывал пламя, грозившее распространиться по тонкой камышовой подстилке, покрывавшей камни. В конце концов Сим вдруг выплеснул на огонь содержимое горшка, и тот утих, шипя и разя не только дымом.
— Что там было? — спросил Хэл, и Сим, бросив взгляд на горшок, скроил физиономию.
— Ссаки Ормсби, или я не я, — ответил он, и Хэл, оглядевшись, понял, что это спальня юстициара со столом, стулом и набитой соломой коробчатой кроватью; драпировка колебалась от ночного ветерка, врывающегося через выбитое окно. Поглядев на драпировку, Сим увидел, что это знамя с красным щитом и крестиками, разделенными по диагонали золотой полосой.
Хэл, недовольно покряхтывая от отвращения, копался среди сырых углей, выискивая документы, с прищуром вглядываясь в них в полусвете и сунув один-другой за отворот куртки. У одной стены высилась горка для подобных свитков, полуразбросанных по соломе, но Сим стащил со стены затейливый гобелен, восхитившись вплетенными в него позолоченными нитями.
— Герб Ормсби, — пророкотал чей-то голос, заставив обоих развернуться к порогу, где высился Уоллес, застя свет по ту сторону двери. В руках он держал меч и кинжал, а на его измаранном кровью лице зияла широченная ухмылка.
— Герб Ормсби, — кивнув на свисающую из кулака Сима тряпку, повторил он. — Украсим его вскорости его собственной башкой и сделаем из него человека.
Никто не отозвался ни словом, когда Уоллес осторожно ступил босой ногой в комнату. Казалось, голова его вот-вот проломит потолок.
— Добрая мысль прийти сюда, вьюноши, да только Ормсби сбежал из своей спальни. Через оную отдушину без ставень в одной ночной сорочке, аки мне сказывали. То-то было зрелище… Что у вас там?
— Бумаги, — объявил Хэл, чувствуя, как спрятанные обжигают бок, будто до сих пор не погасли. — Тут был огонь.
Поглядев, Уоллес кивнул, а потом бросил взгляд на ячейки библиотеки на стене.
— Государственные бумаги, без сомнений, — провозгласил он, — коли юстициар Шотландии счел потребным попытаться спалить их. Сиречь могут быть полезны, коли я сыщу молодца, умеющего читать по-латыни лучше моего.
— Будет трудновато, — заметил Хэл, не став поправлять Уоллеса по поводу того, кто устроил поджог. — Сим загасил пламя пинтой вельможной мочи.
— Да неужто? — Уоллес со смехом тряхнул головой. — Что ж, сыщу для их чтения какого-никакого умного человечишку со скверным чутьем.
Хэл, чувствовавший себя неуютно от осознания собственного умения читать, издал нервный смешок, а Уоллес, направившийся было к двери, вдруг обернулся на пороге.
— Кстати, — произнес он, невинный, будто кальсоны священника, — я вот все гадаю, что за оный Брюсов малый — Киркпатрик, что ли?
Хэл кивнул, чувствуя резь в глазах. Свет факела в канделябре вытворял с лицом Уоллеса черт-те что.
— Истинно, — раздумчиво проронил тот. — Он самый. Дык отчего он вынес свою задницу из оного окна без ставень не столь давно, аки сам Нечистый кусал его за жопу?
Он перевел взгляд с Хэла на Сима и обратно. На улице что-то с грохотом раскололось, и послышались вопли. Уоллес переступил с ноги на ногу.
— Лучше хоть попытаюсь навести порядок, — улыбнулся он, — хоть сие аки пасти кошек. Сыщу вас позже, вьюноши.
Удалившись, он будто оставил в комнате прореху, в которую хлынуло молчание. Потом Сим перевел дух, и Хэл сообразил, что и сам затаил дыхание.
— Не ведаю насчет англичан, — негромко промолвил Сим, — но он пугает меня до усрачки.
Да и не такой уж он зеленый, хоть и прикидывается капустой, подумал Хэл, решив, что пора им двоим убираться отсюда подобру-поздорову.
* * *
Тишину убежища в часовне торжественно озарял свет дорогих восковых свечей и негромкий шелест молитв, заставлявших огоньки колебаться, когда сгрудившиеся каноники единодушно набирали в грудь воздух.
Несмотря на тесноту, там было свободное местечко, где преклонил колени Брюс, хоть и не склонивший головы. Его снедало пламя, сияющим потоком прошивавшее все тело, настолько яростное, что порой он трепетал и вздрагивал.
Брюс смотрел на расписные стены часовни. В яслях Мария кормила новорожденного Младенца обнаженной грудью, а Иосиф взирал на них из деревянного кресла одесную. Они улыбались Брюсу. На переднем плане головы вола и осла обернулись и разглядывали его сверкающими скорбными глазами. Стоявший на заднем плане ангел зрил на него холодно, а выписанные сверху на латыни слова «Благовестие пастухам» словно сияли, как огонь в его теле.
Брюс преклонил голову, не в силах видеть ни улыбающееся лицо Пречистой Девы, ни укоризну ангела. Дело сделано, секрет в безопасности, как благовестил Киркпатрик, тяжело дыша после того, как ему пришлось удирать с места сожжения улик.
Грехом больше на его запятнанной душе. Брюс подумал о бежавшем человеке, которого убил, безупречно срубив на скаку; лишь после он увидал, что это был старый священник. Длинноногий заменил многие здешние души собственными прелатами, и простой люд, знал Брюс, ненавидел их лютой ненавистью, считая честной добычей, — но смерть священника, будь он англичанин или нет, ложится тяжким бременем на душу дворянина, пусть даже графа.
Проклятие Малахии[36] — руки его задрожали, и сжатая в них свеча пролила на поросшую черными волосами тыльную сторону ладони воск, застывший идеальными шариками, будто жемчугами.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 112
