– Такие истории позволяют увидеть собственную жизнь намного более радужной, – прокомментировал Ричард.
Эти слова не шли из головы Ли все время, пока они гуляли, осматривая руины тюрьмы, где содержались заключенные. Руками несчастных была построена сохранившаяся по сей день улица, на которой стояли дома, где когда-то жили правительственные чиновники и охрана. Эти дома и сегодня были жилыми, и Ли подумала, что никогда бы не смогла жить в доме с такой зловещей историей.
В музее Ли вычитала, что в малюсенькой тюремной камере обитало шесть человек. Она не представляла себе, как могли в ней спать, сидеть, жить изо дня в день шестеро мужчин. Ни одного мгновения уединенности, ни одного предмета комфорта, постоянные стычки шести разных людей, озлобленных на свою судьбу.
Она вздохнула, представив страдания этих людей, и печально заметила:
– Конечно, особняк Лоренса нельзя назвать тюрьмой в буквальном понимании. Особенно по сравнению с этим казематом. Но, по сути, для меня это была такая же тюрьма все годы, что я жила там.
– Ты правильно сделала, когда сбежала оттуда, Ли, – ответил Ричард, глядя на нее с пониманием и одобрением.
Неожиданный всплеск любопытства заставил Ли задать вопрос:
– А твое детство, Ричард? Каким оно было?
Он передернул плечами.
– Одиноким.
– Но ведь у тебя два брата…
– Они были мне не ближе, чем твои сестры тебе, – саркастически заметил Ричард.
– Они плохо относились к тебе?
– Да нет. Они меня просто игнорировали.
Ли показалось, что его голос дрогнул, и она поняла, что Ричард не хочет говорить об этом периоде своей жизни, но желание узнать его лучше оказалось сильнее.
– Почему?
– Они были старше, и у нас не было общих интересов. После развода родителей они стали жить с отцом, поэтому мы редко виделись. Всему есть объяснение, – равнодушно заметил Ричард, но горечь в его голосе проступила явственнее.
Ли чувствовала, что атмосфера накаляется, но упорно продолжала выспрашивать. Ей было важно узнать и понять человека, за которого она вышла замуж, – каким он был и что заставило его стать таким, каким он стал.
– Сколько тебе было, когда родители развелись?
– Семь.
– Ты остался с матерью?
– Не совсем. Меня отправили в закрытую школу для мальчиков.
– Пансион?
– Да.
– В семь лет?
– С глаз долой – из сердца вон, – цинично прокомментировал Ричард. – Моя мать считала, что я сломал ей жизнь. Она намеренно забеременела от человека, которого хотела заполучить в мужья больше всего на свете. Но он вовсе не собирался оставлять свою семью и быстренько отделался от матери, когда понял, чего она хочет. Когда же ее муж узнал, что я – не его ребенок, он развелся с матерью.
– Ты тогда и узнал о своем настоящем отце?
– Да.
Ли преисполнилась сочувствия к семилетнему мальчику, ставшему свидетелем сцены, которую она сама с трудом пережила в восемнадцать. В конце концов, она была достаточно взрослой, чтобы уехать самой и выжить, Ричарда же просто отринули, выбросили из жизни семьи.
– А школа? Она была похожа на тюрьму? – тихо спросила Ли.
Ричард молчал, глядя вдаль, поверх руин тюрьмы, на скалистый берег.
– Там было не так уж плохо, – задумчиво ответил он. – Особенно для тех, кому удалось выбиться в лидеры – в спорте, в учебе. Только так можно было заработать авторитет и стать неприкасаемым. – Он снова холодно усмехнулся. – А неприкасаемых признавали все – учителя, ученики и их родители.
Ли не было необходимости спрашивать, стал ли он одним из неприкасаемых. И физическое совершенство, и достижения в бизнесе без слов свидетельствовали, что да. Она видела Ричарда признанным лидером, бесспорным королем школы, а затем университета и понимала теперь истоки его независимости, умения контролировать все и вся, стремления добиваться поставленной цели любой ценой.
– Почему ты пригласил свою мать на нашу свадьбу?
Он обернулся и посмотрел на нее тяжелым взглядом.
– Потому что она – моя мать, хочется ей этого или нет.
Любовь – ненависть? Но разве не то же самое она испытывает к Алисии? Какими бы напряженными ни были их отношения, некая незримая нить, связывающая их, существует всегда.
– А почему она все-таки пришла, как ты думаешь? – спросила Ли, вспомнив нотки горечи в словах Клер Сеймур.
Губы Ричарда растянулись в циничной усмешке.
– Потому что ей нравится то положение, которое она занимает в обществе благодаря моим успехам.
Как это похоже на ее мать.
Теперь Ли знала, что на его сердце остались глубокие шрамы. Его жажда иметь настоящую семью, сравнимая разве что с ее жаждой, тому подтверждение. Он часто вслух задавался вопросом, не забеременела ли она. На что Ли каждый раз хотелось ответить, что при таком активном и частом исполнении супружеского долга было бы странно, если нет.
Она бросила на Ричарда задумчивый взгляд. Неужели только об этом он и думал каждый раз, занимаясь с ней любовью? Неужели то, что для нее было радостью и удовольствием, для него было целенаправленной «работой»?
– Что? – спросил он, поймав этот странный ее взгляд.
От неожиданности Ли выпалила первое, что пришло ей на ум:
– А как ты предполагаешь получить контроль над компанией, если у нас не будет сына?
– Есть разные способы, – небрежно бросил он.
– Скажи хоть один, – упорствовала Ли.
– Предоставь это мне.
Она схватила его за руку, заставив остановиться. Ее глаза смотрели на него с мольбой.
– Я не хочу чувствовать себя виноватой, если у нас родится дочь. Пожалуйста, Ричард… Мне нужно знать.
Он нахмурился.
– У тебя нет причин чувствовать себя виноватой. Мы женаты, у нас родится ребенок – наглядная демонстрация стремления выполнить волю Лоренса. А дочь это или сын, неважно. Я – единственный исполнитель завещания Лоренса.
Теперь нахмурилась Ли, вспомнив слова Кэролайн о том, что Ричард – единственный исполнитель воли отца и может помыкать ими как угодно. Но почему? Она покачала головой.
– Я не совсем понимаю…
– Это тебя не касается, Ли.
Нет, она не позволит отмахнуться от себя, это слишком важный вопрос, чтобы теперь отступить.
– Я хочу, чтобы ты объяснил мне, – упрямо настаивала она.
На лице Ричарда явственно читалось раздражение, но он быстро взял себя в руки.
– Хорошо. Завещание Лоренса не может вступить в силу, пока не будут выполнены все условия. До этих пор ни твоя мать, ни сестры не смогут получить свои доли. Одним словом, им остается ждать… надеяться и ждать…
