Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
– Похороните так, как вам подсказывают ваши солдатские сердца, – кивнул Алексей. – А когда мы вернемся окончательно, поставим памятники всем погибшим. На каждой могиле.
– Сколько их по всей земле-то, – сокрушенно покачал головой Антипов. – Еще с той войны сколько не найдено. И в Полесье, и в Пруссии, и в Моравии. Но главное, чтобы они все были вот здесь. И в памяти народной.
Старик похлопал себя по левой стороне груди, и на ней отчетливо звякнули георгиевские кресты. Соколов отдал честь, пожав каждому ветерану руку, и повернулся к «Зверобою».
– По машинам! Заводи!
Заработали двигатели, командиры машин поспешно забирались на броню. Шесть танков, не зажигая фар, один за другим разворачивались и уходили по улице к окраине поселка. Алексей смотрел вперед и вспоминал минуты прощания с немецким полковником. Пленного погрузили через задний люк в бронетранспортер, уложили на солому его раненную ногу. Автоматчики грузили боеприпасы, трофейные пулеметы с коробками лент, а немец все не сводил глаз с русского лейтенанта. Наконец он решился и позвал Соколова.
Алексей подошел, но ничего нового не услышал от полковника, тот снова начал уверять его, что не хочет продолжения войны, что благодарен русскому лейтенанту. А потом даже протянул танкисту руку для пожатия. Соколов смотрел на эту трясущуюся руку, а сам думал о том, что из тридцати двух десантников он отправляет домой всего шестнадцать человек, из которых половина ранены. Раскаявшийся враг может рассчитывать на снисхождение, может – даже на жалость, но не на уважение. Нельзя уважать мерзавца и негодяя, который убивал и был уверен, что он вправе делать это. Алексей подумал, что очень хочет дожить до того времени, когда увидит, как вот так же дрожит рука у Гитлера. Как тот заискивающе смотрит в глаза советским генералам, а может, и самому Сталину. Смотрит и тянет руку, а она у него предательски трясется.
– Как поросячий хвост, – пробормотал Соколов, увлекшись своими мыслями.
– Не понял, командир, – тут же отозвался по ТПУ голос Логунова.
– Ничего, Василий Иванович, – хмыкнул Алексей, поправляя на голове шлемофон. – Просто подумал о победе. О победе в этой войне. Какой она будет, вот бы узнать.
– Нормальной она будет, – зло проговорил Логунов. – Не скажу, что я человек такой уж невоспитанный и испорченный заводскими окраинами, но на развалины Берлина я бы помочился с большим удовольствием.
– Фу, как некрасиво. Еще будут думать о нас как о варварах, которые ворвались в цивилизованный город, – засмеялся Бочкин. – Нет, надо будет открыть их самый большой театр в Берлине. И чтобы все, кто участвовал в штурме города, собрались там, уселись в удобные кресла и послушали хорошую музыку.
– А ты привез бы туда свою Лизу, чтобы она спела? – спросил Омаев. – Красивая мечта.
– В город на танке не поеду, – с кряхтением ворочая рычагами, подал голос Бабенко. – В городе нас сожгут в два счета… А жаль, что концерт не услышу.
Зима вносит свои поправки в тактику, это Соколов хорошо усвоил еще на занятиях в танковой школе, так говорили и так учили инструкторы. И второй год войны многому научил его. Спрятаться зимой с шестью танками очень трудно. Ни в овражек их от посторонних глаз не загонишь, потому что они увязнут там, в глубоком снегу, ни в лесок не спрячешь, потому что в дебри лесного массива не проедешь, там снегу намело по самую башню. А на краю леса, недалеко от опушки, тебя будет видно. Деревья стоят голые.
Еще раз посмотрев на карту и оценив характер местности, Алексей поднялся на башню и приложил к глазам бинокль. А вот и решение! Всего в двухстах метрах от железнодорожного полотна в пойме речушки стояло два больших покосившихся сарая. А неподалеку остатки скирд. Кто-то грузил их на телеги, чтобы отвезти на корм скоту, а может, армейским лошадям. Да делали все торопливо и неаккуратно. Много сена лежало кучами под снегом. Две скирды вообще сняли только до половины.
– Паша! Сайдаков!
Заместитель взобрался к Соколову на башню и приложил к глазам свой бинокль. Он смотрел на заснеженную речную пойму, не понимая, что так заинтересовало здесь командира.
– Смотри, сараи большие. Наверняка здесь бахчи были, и сараи использовались как склады для собранного урожая. Оттуда их вывозили. Если одну стену разобрать, то почти вся «тридцатьчетверка» войдет.
– Ты хочешь там спрятаться? – с сомнением спросил Сайдаков. – Ну, два танка замаскируем в сараях, а остальные? Можно скирды набросать, остатки сена. Если танки сначала брезентом укрыть, да пушки опустить максимально, то замаскируем еще два танка. А остальные?
– Еще один ближе к железной дороге, в ивняк. Там снега больше. Брезент, а сверху забросать снегом. Главное, форму, очертания машины изменить. А еще один поставим на самом видном месте. Поставим криво, башню на бок, ствол пушки в землю. Пусть выглядит как давно подбитый. И тоже снегом забросать.
– По-наглому поставить? – засмеялся Сайдаков. – А что, хорошая мысль. То, что хорошо видно и понятно, не опасно!
– Вот твою «восьмерку» и поставим на видное место. Экипаж в дозор со стороны дороги. «Зверобоя» придется прятать капитально, больно надпись у нас приметная. До вечера понаблюдаем здесь. Оценим перевозки «по железке», за шоссе посмотрим, а когда смеркаться будет, тогда и примем решение. Так что давай, Паша! Без суеты, по две машины. Я последний.
Танкисты все сделали быстро. «Восьмерка» заняла позицию в стороне от дороги, изображая подбитый и давно занесенный снегом советский танк. Машину старшего сержанта Ковалева загнали в сарай, предварительно вырвав заднюю стену тросом. Из остатков разбитой стены тут же соорудили нечто вроде забора и заложили корму танка. Оценив ветхость, со вторым сараем обошлись более аккуратно. Танк старшины Лапина загнали туда задом, отчего сарай разъехался и фактически рухнул на боевую машину, но это было нестрашно, потому что все вместе выглядело совсем не по-боевому. А осыпавшийся с крыши сарая снег похоронил все, создавая иллюзию, что тут ничего не происходило уже несколько месяцев. Пришлось немного постараться, маскируя сеном под накрытым брезентом две машины. Если не поднимется ветер, то смерзшееся сено сможет удержаться на броне.
Услышав звуки приближающегося поезда, танкисты тут же укрылись в сараях и под днищами своих машин. Соколов поднял бинокль и стал наблюдать. Дым столбом поднимался над лесом, медленно расползаясь большой черной тучей и оседая на ветках замерзших деревьев. Поезд шел медленно, хотя предыдущий участок путей, скрытый сейчас от глаз за лесом, был прямым и ничто не мешало составу двигаться быстрее. «И наших самолетов не боятся», – успел подумать Алексей, но разгадка оказалась совсем близко. Он увидел, что под облаками прошли три «мессершмитта». Восточнее барражировало еще одно звено. Прикрывают!
Наконец показался паровоз, и стало ясно, почему дым из его трубы был таким густым. Состав тащили два сцепленных паровоза. Вот они выползли из-за леса и потянулись за ними… нет, не вагоны, а цистерны! Одна, две, три, четыре, пять… Алексей насчитал сорок две цистерны. Когда такие объемы топлива перевозят, это означает только одно – готовится что-то масштабное. Обычно для подпитки наступающих или обороняющихся частей бензин или соляр подвозят бензовозами по дорогам. Здесь состав идет явно на станцию, откуда его начнут разводить по армейским складам горюче-смазочных материалов. И южнее есть только одна большая железнодорожная узловая станция – в станице Тацинской. И рядом с Тацинской военный аэродром? Так сказал пленный полковник? Жалко, маркировки на цистернах закрашены. Не понять, что там, в цистернах, за топливо.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
