От этих слов меня буквально подкинуло на кровати от нетерпения! Такое питательное нечто, окутывающее всю суть, может быть только желанием, не иначе…
— Ты права, — довольно заявляю я, дрожа внутри от предвкушения. — Свои слабости надо признавать.
Я подался вперед уверенно и сексуально. Почти навис над ней, предлагая ощутить жар моего тела и наконец коснуться губами губ — от такого движения точно ни одна нормальная женщина не смогла бы устоять.
— Да нет же! — выкрикнула она мне в лицо, припечатав мои губы ладонью. — Бесишь!
Ау. Вот это было больно. Нет, не ее невинная ладошка, ставшая барьером на пути моей страсти, а вот это ее «бесишь!». Я отпрянул, даже растерялся. Я тут значит ради нее котов воскрешаю, нарушая все мыслимые и немыслимые законы, строю из себя праведника и тихоню, в сны ныряю из последних сил, хотя жрать так охота, что я бы уже и папашу ее усатого отжарил… да и взамен прошу только нежной ласки, а не горячих извращений, а она мне вот так вот?
И тут я понял, что не так уж и голоден, потому что меня накормила обида… Моя собственная обида на какую-то гадкую девчонку!
Хотелось разозлиться, но не получилось. Вместо язвительных слов, вертевшихся на языке, я только растерянно спросил:
— Зачем тогда ты меня снишь?
Во-первых, если бы она совсем не хотела меня видеть во сне, то и не увидела бы. Просто не пустила бы меня в свой сон. Во-вторых, если бы она не хотела меня приснить, то и с обликом бы не мудрила. Предстал бы я перед ней, как есть Илья Краснов — единственный и неповторимый, самый сексуальный тип на данной грешной земле, но она обо мне думала перед сном, так что все по-честному, ну а детали… Что ж, на детали самое время намекнуть.
— Вот, сама подумай, зачем я тебе здесь, еще и с этим?
Усмехаясь, я попытался поправить в штанах член, словно это было вообще возможно. Было безумно интересно, что она на это выдаст.
Она и выдала, просто оглушила меня заявлением:
— Вот! Вот это меня в тебе и бесит!
Я так и потерялся. Смотрю на нее и даже боюсь подумать, а что именно ее бесит? Что у меня есть член или что он слишком велик для нее? Только спрашивать не хочу, боюсь еще немного откровений от этой девчонки и я умру прямо в ее сне от шока.
Зато она вошла во вкус, уселась поудобнее на своем диване. Ноги в узел завязала, подушку под спину подставила. Не дать не взять — звезда пижамной вечеринки. Видимо, этап раскраски ногтей завершен и настало время задушевных бесед. Ладно, если потом будет спание в обнимку — я потерплю, ну а пижамку как-нибудь между делом стащим.
— Понимаешь, — сказала она тоном самой мудрой малолетки на районе, впрочем, для меня все люди, мягко говоря, дети. — Вот ты, с одной стороны, такой…
Как же вкусно и сладко меня окатило обожанием. Вот да, детка! Вот это ты должна испытывать всякий раз, когда меня видишь. Разрешаю еще добавить ноту благоговения и щепотку вожделения — получится самый мой любимый бодрящий коктейль.
— Ну, ты знаешь какой, — почти спокойно выдала она, и я чуть не застонал от разочарования, пригрелся же в лучах такого обожания. — Уж, кто-кто, а ты знаешь, как влияешь на всех вокруг и на меня тоже…
Я вопросительно поднял бровь. Это как это так… и не так? Я что-то пропустил? Ведь невинные девы на то и невинные, что их демонические чары не пронимают… Или, может, она не совсем девственница?! Ну всякое же случается, там… бывает плева растяжимая, член маленький… траханая и недотраханая, что ли? Вот и у магии моей эффект только на полшишечки?
— Ну, вернее конечно не так…
Она явно запуталась, ну а я то как перепутался, словами не передать! Сижу, разинув рот, пялюсь на нее, а она продолжает, нелепо бессвязно, но так откровенно, что впору окончательно челюсть терять.
— Ну вот, ты, с одной стороны, такой классный, а с другой… ведешь себя как мальчишка, который вдруг обнаружил у себя в штанах двадцать сантиметров и теперь надо всем их показать. Мам! Пап! Смотрите… и все вокруг такие — почему-то ведутся. А я… а мне стыдно за тебя и за всех. Потому что ты вроде бы как мой, но, блин…
— Но это не моя вина! — воскликнул я, сам себя не узнав, а потом, опомнившись и поняв, что надо не сбивать тему, указал на штаны. — Это же ты сама!
У меня, кажется, руки дрожат от ее слов. Очень уж они задевают, а несу я… черти что несу, только остановиться все равно не могу.
— Да и вообще тут не двадцать, а больше… сама сейчас лишнего пририсовала, между прочим!
Вот понимаю, что веду себя глупо, особенно после ее слов, но марку же держать надо! Я же демон желания, а не Вася Пупкин, которому вот-вот обломится. Сам в ужасе! С перепугу и голод поутих, но вообще ничего не понятно, а тут еще и эта безумная за руку меня взяла, в глаза мне посмотрела… Я чуть икать от ужаса не начал.
— Слушай, ты вот не похож же на дурака, — говорит она так нежно, что мне дышать трудно становится. — Ну, скажи. Ты же понимаешь, что все вокруг не крутится вокруг твоего члена?
— А вокруг чего тогда крутится? — машинально отвечаю я и расплываюсь в идиотской улыбке. Ну не могу! Не могу я иначе! Просто не могу и все тут!
— Как вокруг чего? — спрашивает она и хлопает невинно кукольными ресницами, ну прямо очаровательная наивность! — Вокруг любви, — внезапно выдает она и у меня внутри все холодеет. — Вокруг человеческих… настоящих человеческих отношений без всякого вот этого. Ты что же, никогда по-настоящему не любил?
Очень хочется вернуть беседу к вполне понятному мне флирту, такому разумному и доброму, а еще лучше непосредственно к сексу, поэтому я тут же восклицаю:
— О! Я полон любви!
Дальше должен быть ворох очень пошлых шуток и, как минимум, откровенный щипок за сиську, без него вообще никак, но почему-то вся эта феерия во мне застревает. Смотрю на нее и понимаю, что она права. Никогда я не любил. Некого было, да и незачем. Да и вот кому я вообще нужен? Я со всех сторон создание презренное, ничтожное, меня только вон гнать и только.
Но с обедом такое не обсуждают. Ну, уж нет… как там говорится? Дудки!
Только из меня все равно вырывается правда, сама собой, без моей воли:
— Я хочу полюбить, только это ведь никому не нужно.
Она посмотрела на меня так несчастно, так печально и восторженно одновременно. В глазах слезы заблестели и я совсем растерялся. Просто слезы эти были не горькими, а сладкими. Мне совершенно не хотелось ее сейчас останавливать. Даже приятно стало, что она вот так вот смотрит. Хот грудь выпячивай и снова член поправляй, чтобы совсем не потеряться.
— Ну, кто тебе такое сказал? — спрашивает она. — Никому не нужно… Ты не можешь знать за всех…
Я даже не сразу понял к чему это она, а когда понял, едва не взорвался изнутри! А Алиса еще и подвинулась ко мне, коснулась рукой моей щеки так нежно, осторожно, трепетно, будто не к лицу прекрасно нарисованному, а к открытой ране, которой когда-то очень давно стала моя душа. В такой ситуации даже дышать стало трудно. А потом еще и вперед подалась, сама поцеловала так осторожно, почти неуловимо. Вроде даже не поцелуй, а только касание губ, но мгновения сменяли друг друга, а она все еще была рядом, а потом еще и притянула меня к себе…
