Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
– Наедине, ты понял?
– Да-да, наедине.
Он обнял меня и расцеловал. Раван прожигал жизнь, как плавил золото. В это горнило он бросал вперемешку напитки и яства, женщин и опасность. Но вкус всему этому придавала дружба с тщательно отобранной горсткой людей – это было редкое и драгоценное блюдо, пряность, которой невозможно было пресытиться.
Раван сдержал слово. Один из состоявших у него на службе телохранителей прибыл в Бурж, чтобы сообщить мне хорошую новость. Король окажется проездом в нашем городе и даст мне аудиенцию. Это будет в Святой четверг, король отстоит пасхальную службу в соборе и уедет в понедельник. Мне сообщат, в какой день и час он меня примет. Однако мне следует все время быть наготове. Государь может назначить встречу на поздний час, а промедлений он не терпит.
До прибытия короля у меня оставалось два дня. Это очень долго и в то же время слишком скоро. Мне нужно было все обдумать, все предусмотреть. Я отчетливо сознавал, что вся моя жизнь зависит от этой встречи. Это не обычная аудиенция. То, что я намеревался сказать, не сводилось к привычному для монарха прошению, ведь чаще всего у него испрашивали какую-либо милость или должность. Впрочем, я надеялся, что он отведет мне достаточно времени, чтобы я смог изложить свои идеи. Во всяком случае, мне нужно с самого начала привлечь его внимание и увлечь рассказом. Едва я задумывался об этом, как тотчас становилось ясно, что у меня нет ни малейших шансов. Но отчаяние вскоре сменялось глубоким спокойствием. Я чувствовал, что владею собой и намерения мои ясны и определенны. Пост, который я тщательно соблюдал, как соблюдал все ритуалы, которые должны были свидетельствовать о моей набожности, хоть вера и была утрачена, заставил меня почувствовать собственное ничтожество. Я был никто. Терять мне было нечего, но если мне удастся одержать победу, то я обрету все.
Король прибыл в указанный день и остановился во дворце герцога. Я был наготове. Масэ, введенная в курс дела, с удвоенным вниманием старалась мне угодить. Вообще, период после моего возвращения из путешествия и до последующих событий, бесспорно, был для нашего брака самым счастливым. Ныне я жалею, что вел себя тогда отстраненно, сосредоточившись на том, что мне предстояло совершить. Масэ чувствовала мою отрешенность и, верно, очень страдала. Впоследствии мы никогда не говорили об этом.
По вечерам я ложился не раздеваясь, как монах, который в любой момент должен откликнуться на высший зов. Я вслушивался в шаги, доносившиеся с улицы, в звуки дома. Март выдался дождливый и пасмурный. По утрам, спозаранок, поливал ледяной дождь.
Долгожданная весть пришла в субботу на рассвете. Перед домом появились трое, забарабанили в дверь. Они явились будто бы для того, чтобы взять меня под стражу. Между тем никогда еще приговоренный не дожидался с таким нетерпением, когда же за ним придут. Миг – и я очутился внизу.
Я следовал за ними под дождем. Холодные капли стекали по моей спине, мне было приятнее думать, что именно поэтому меня трясет. Было около пяти утра. На пустынных улицах нам попался лишь ночной дозор. Однако в герцогском дворце несколько окон ярко светились. Было непонятно, то ли свечи в канделябрах горели всю ночь, то ли их зажгли только что. Я гадал, отведена ли мне первая утренняя аудиенция или же я последний и больше король никого не примет. В первом случае это означало, что он, должно быть, проснулся не в лучшем расположении духа, во втором – что у него бессонница. Я отгонял мысль, что это дурной знак.
Сначала мы попали в комнаты, где я уже бывал в детстве вместе с отцом, во времена правления герцога Иоанна. Потом меня провели дальше. Моему взору предстали лестницы, коридоры и бесчисленные приемные. Королевский караван в диком беспорядке распространился по всему дворцу. В коридорах громоздились сундуки, откуда в спешке достали драпировки и посуду. По углам спали слуги. На подносах, оставленных прямо на полу, валялись остатки ужина, наспех поданного в опочивальнях господам придворным. Мы поднялись на второй этаж и через узкий проход дошли до небольшой двери, которую охраняли двое молодых солдат. Мои сопровождающие вступили с ними в переговоры. Один из стражей вошел внутрь и закрыл за собой дверь. Спустя некоторое время он вернулся и знаком велел мне приготовиться. Другой предложил снять промокшую накидку, я, поблагодарив его, согласился. Наконец дверь отворилась. Слегка пригнув голову, я вошел.
* * *
Сперва мне показалось, что меня забросило в небесные сферы. В комнате, где я очутился, царила темнота: не было видно ни стен, ни каких-либо ориентиров, ничего, кроме стоящего в центре стола, на котором горела единственная свеча. Слабый свет этой обыкновенной свечки таял во тьме. По тому, как в странной тишине отдавался звук моих шагов, я понял, что нахожусь в громадных размеров комнате, судя по всему пустой. Отец мой часто рассказывал о роскошной зале, способной вместить всех представителей Генеральных штатов графства Берри. Зала вызвала в крае восторженные толки уже в момент строительства: так, для потолочных балок пришлось подбирать стволы деревьев исключительной высоты. Я вгляделся в темноту, но так ничего и не увидел; в помещении было по-прежнему тихо. Тогда я подошел к столу и оказался в отбрасываемом свечой круге света. Я застыл в ожидании. На столе лежали какие-то бумаги. Я подавил желание взглянуть на них. Если оказанный мне прием преследовал цель выбить меня из седла, то следует признать, что это удалось. Мне казалось, будто я, безоружный, пробираюсь по темному лесу, не зная, с какой стороны меня подстерегает опасность. Ожидание в непроницаемой тьме затягивалось. Вдруг сзади я различил легкий шум. Чуть погодя шум повторился. Это был вздох, точнее, чье-то дыхание. Мне почудилось, что в густой тьме скрывается собака. Шум приблизился. Внезапно я вспомнил слова Равана: «Он принюхивается к тебе». Повернувшись на звук, я в удивлении отступил. На границе тьмы и света стоял человек. Отблески пламени свечи, терявшиеся в пространстве, падали на него, очерчивая на темном фоне силуэт, напоминавший каминный барельеф. Человек стоял неподвижно и смотрел на меня, именно он порывисто втягивал носом воздух, издавая настороживший меня шум. Он шагнул вперед и выступил на свет. Судя по описаниям, это и был король. Удивление мое было так велико, что я не сразу осознал, кто передо мной. Меня смутило вовсе не то, что Карл был одет крайне просто, не его некрасивая внешность и робкое выражение лица. Просто я не ожидал, что встречусь со своим сверстником.
– Добрый вечер, Кёр, – тихо произнес он.
– Добрый вечер, сир.
Король опустился на деревянный стул, стоявший с той стороны стола, и знаком велел мне сесть напротив. Он намеренно сел чуть поодаль, чтобы я видел его полностью. Он сделал паузу, будто для того, чтобы я прочно запечатлел это видение в мозгу и сделал некоторые выводы.
Вспоминая ныне эту манеру поведения, я прекрасно понимаю, с чем она связана. Карл Седьмой, как никто, умел пользоваться своей внешностью. Лучше, чем словами. Представая перед собеседниками в полный рост, он сразу оказывал воздействие особого характера. За свою жизнь мне довелось повидать немало людей, облеченных властью; по-моему, их можно разделить на две большие группы. В первой – те, чья власть основывается на излучаемой ими энергии, такие чаще всего становятся военачальниками или предводителями каких-то сообществ, среди них немало и деятелей Церкви. Присущие этим людям энергия, энтузиазм и дерзость рождают у окружающих желание следовать за ними вопреки всем препятствиям. Их власть – это сила. Но есть и другая порода людей – гораздо более редкая и к тому же более устрашающая, – чья власть основана на слабости. Такие особи кажутся безоружными, уязвимыми, оскорбленными. Поставленные волею судьбы во главе нации, армии или какого-нибудь начинания, такие люди самой своей наружностью признают, что не в силах соответствовать своему предназначению, но не могут и отказаться от него. Жертвенное начало в них проявляется так ярко, что рождает восхищение и искреннее желание служить им. Чем они слабее, тем большая сила концентрируется вокруг них. Ради таких людей совершаются чудеса храбрости, и они принимают эту дань, сохраняя жалкий вид. Самыми опасными среди них являются усталые короли. В ту пору я не знал об этом, мне никогда не приходилось встречать таких людей, как тот, что был передо мной. Ловушка отлично сработала, и я тотчас проникся к нему жалостью. Меня поразила и расположила к нему потрясающая простота. Мне доводилось встречать во дворцах менее знатных людей, которые намеренно злоупотребляли превосходством своего рождения. Карл же, казалось, воспринимал свои титулы принца крови, дофина, а затем и короля как проклятие. Конечно, титулы влекли за собой определенные почести, но при этом сколько зависти, ненависти и жестокости! Он воспринимал королевский пост как фатальную неизбежность, почти что недуг, избавиться от которого можно, лишь расставшись с жизнью. И ожидание исхода отрезало его от самой жизни.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
