— Да стоит побыть в твоем обществе несколько минут, как твоя проблема становится понятной любому.
— В самом деле? — В его голосе зазвучали угрожающие нотки. — И какова же моя проблема?
Тори трясло от ярости, но к этому ощущению примешивалось еще что-то. Ей хотелось обнять его, прижать к себе и держать крепко-крепко, пока вся его боль не исчезнет навсегда.
— Я уже сказала, ты — нытик с раненым самолюбием, и причины я не знаю.
— Конечно, не знаешь, — криво усмехнулся он.
Он не сделал ни одного движения, но Тори почувствовала, как он внезапно придвинулся.
— Наше знакомство до сих пор складывалось не лучшим образом, — пробормотал он, — я предпочитаю другие средства коммуникации. — И он впился в ее губы.
Поцелуй едва не лишил ее дыхания; она знала, что Джонатан не остановится, как в прошлый раз, — он намерен довести дело до конца. Он намерен взять ее.
Она также знала, что не сможет противостоять ему.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯНе так это должно быть! Нельзя без любви!
Она уперлась кулачками ему в грудь, рывком оторвалась от его губ.
— Нет, Джонатан, — простонала она, тряся головой. Слезы ручьями струились у нее по щекам, она умоляюще смотрела на него снизу вверх.
Щеки у него окрасились темным румянцем, глаза потемнели и стали почти черными.
— Почему? — Он все еще удерживал ее в стальном кольце своих рук. — Мы хотим друг друга, и ты это знаешь.
Еще бы ей не знать! Но она также успела убедиться, что, кроме физического желания, он не испытывает к ней ничего.
— Я не готова выслушивать обвинения в том, что отдалась тебе, чтобы получить твои песни. — Она насмешливо скривила рот.
Джонатан отшатнулся, руки упали.
— Я бы никогда так не подумал.
— Обязательно подумал бы, — уверенно сказала Тори, отступая. — И не только это.
Несколько долгих секунд он смотрел на нее молча, взгляд вновь стал ледяным.
— У тебя очень низкое мнение обо мне, — наконец произнес он.
— Не о тебе, Джонатан. — Она покачала головой. — О людях вообще. — Чего только она от этих людей не натерпелась!
— Я никогда не считал себя частью толпы! — огрызнулся он.
Тори пожала плечами.
— И тем не менее я хочу выяснить все раз и навсегда. Мне нужен новый материал, не похожий на прежний, привычный. Что-нибудь вроде того, что я слышала в воскресенье.
Взгляд Джонатана не потеплел.
— Извини, я не верю тебе. За всем этим я усматриваю вмешательство Мэдисон и Гидеона.
— Да считай как хочешь, — нетерпеливо ответила она. — Я не благотворительная организация, а ты не нуждаешься в опеке. Если мне понравятся твои песни — а это еще надо посмотреть! — мы заключим контракт в полном соответствии со всеми требованиями.
Джонатан продолжал скептически смотреть на нее.
— Ну вот уже и проблема появилась.
— То есть?
Он шутливо склонил голову.
— Я не пишу песен, я пишу только музыку без слов.
— Так это еще лучше, — оживленно заметила она, — ты пишешь музыку, а я слова.
— Не думаю, что у нас получится, — отрезал он.
— Почему же? — Его упрямство начинало ее раздражать.
— Потому что я не пишу песен в стиле Виктории Кэнан, — надменно проговорил он.
— Я же только что сказала — я хочу подготовить совершенно другой репертуар! — Нет, надо успокоиться, иначе она вообще ничего не добьется.
Джонатан покачал головой:
— Моя музыка тебе не подойдет.
Она уже не могла сдержаться.
— Ты считаешь, что Виктория Кэнан запятнает позором твою музыку?
Джонатан вздохнул и отошел к камину.
— Да, я пишу песни о любви, Тори. У них нет слов, но любой, кто их услышит, сразу поймет, что они — о любви.
— А Виктория Кэнан не поет о любви, — сухо добавила она. — Но в этом-то все и дело, я буду их петь. — Прочтя сценарий Стивена Джеймса, она поняла, что главная тема его постановки — любовь. — Я как раз... Мне недавно предложили роль певицы в пьесе. — Ну вот и проговорилась! Ну и пусть!
Джонатан покачал головой.
— Не этого ждут от тебя твои поклонники.
— Ты думаешь, я не знаю? — ответила она. — Именно поэтому мне так трудно было принять решение.
Все, дальше отступать некуда.
— Так ты для этого приехала на остров? — догадался Джонатан.
— Отчасти, — кивнула она. — Но ведь и ты приехал за этим.
Он напрягся, взгляд стал непроницаемым.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты приехал сюда, чтобы тоже принять какое-то важное решение…
— Это тебе Мэдди сказала? — почти выкрикнул он.
— ...хотя не знаю, о чем, — закончила она.
— Только не ври, что Мэдди тебе ничего не рассказывала. Прости, но мне трудно поверить.
— Не прощу, — прервала его Тори. — Мэдисон твоя сестра, и она не имеет привычки сплетничать ни о тебе, ни о Гидеоне!
— А при чем тут Гидеон? — сквозь зубы проговорил он.
— Послушай, Джонатан, я не знаю, какие у вас разногласия с зятем...
— Дело в том, что он приходится мне не только зятем!
— Не понимаю...
— Не понимаешь?
— Не понимаю! — нетерпеливо повторила она. — За что ты так ненавидишь Гидеона?
— Я его ненавижу? — изумился он. — Как я могу его ненавидеть, если он — мой брат!
— Ну да, он стал тебе братом, — когда Мэдисон вышла за него замуж, но это вовсе не значит, что ты обязан любить его... — начала Тори, но он снова покачал головой.
— Он на самом деле мой брат, — с усилием проговорил Джонатан. — Ты только взгляни! — Он взял фотографию, на которой были изображены Мэдисон и Гидеон. — Сравни нас. Видишь, какое сходство?
Она еще раньше заметила, но думала, что это случайное сходство.
Джонатан поставил фото на каминную доску и уставился в окно.
— Когда мне исполнилось восемнадцать, мать рассказала мне правду о моем рождении. До этого я считал отцом Малкольма Макгвайра, — тихо начал он, так тихо, что Тори с трудом угадывала слова. — Когда мать все рассказала, я не огорчился — Малкольм обращался со мной как с сыном, да и мать меня любила. Мэдди вообще обожала всех нас, а мы любили ее. — На его губах мелькнула улыбка и тут же погасла. — Мне это было неважно. — Он повернулся к Тори.
