Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
В работе над каждой книгой участвовал как минимум один русский исследователь, выбранный СВР. Он изучал архивы КГБ, делал рукописные заметки, а затем обобщал полученную информацию. Наблюдательный совет СВР просматривал итоговые материалы перед передачей их западным историкам. Исходные заметки предназначались не для передачи, а исключительно для подготовки резюме. Никто не должен был указывать источники, если их еще не рассекретили. Предполагалось, что результатом будут книги о лучших временах советской разведки, а не сенсационные откровения.
Первой должна была появиться биография Александра Орлова, руководителя резидентуры НКВД в Испании в 1936–1938 гг. Этот советский контрразведчик встречался в 1937 г. с Хемингуэем в отеле Gaylord, где частенько бывал и расслаблялся в роскошной обстановке. Книга об Орлове вышла в свет в 1993 г. и стала образцом для следующих томов этой серии. Личность Орлова была представлена во всей ее сложности без замалчивания противоречивости или затушевывания убийственной правды. Чтобы удовлетворить скептиков, на страницах книги воспроизводились копии архивных документов.
Планировалось, что одна из книг серии будет посвящена разведывательной деятельности Советов в Соединенных Штатах в 1930-х и 1940-х гг. Русским куратором этой книги СВР назначила Александра Васильева. Этот журналист, работавший на КГБ, мог понять суть и обобщить архивные материалы, как никто другой. Он приступил к реализации проекта в 1993 г. Перелопатив горы досье на американцев, шпионивших в пользу Советского Союза, Васильев добыл намного больше интересного, чем кто-нибудь мог предположить. Ему разрешалось делать только рукописные заметки на русском языке. Однако он нередко переписывал документы слово в слово. Набрав достаточное количество материалов, Васильев подготовил резюме для официального одобрения, которое позволило начать работу одному из западных историков.
В 1995–1996 гг. ситуация изменилась. Crown пришлось прекратить проект из-за нехватки финансов. В СВР верх вновь взяли сторонники жесткой линии. Они считали, что государственные секреты должны оставаться неприкосновенными, и не желали слышать либеральных разговоров об открытости. Один из этих непримиримых пообещал Васильеву, что «они разберутся с ним» после смены руководства. Васильев увидел в этом угрозу и сбежал на Запад. Впоследствии он организовал переправку через границу своих записей, включая рукописные заметки и копии некоторых документов из досье Хемингуэя.
Тот факт, что эти материалы не предназначались для обнародования, подтверждает их достоверность. У исследователей жизни и творчества Хемингуэя теперь есть возможность увидеть копии некоторых советских документов о писателе. Идеальным источником могло бы стать полное досье НКВД на Хемингуэя. Однако, пока СВР не рассекретит свои архивы, западные исследователи могут полагаться только на Васильева, неоценимого свидетеля, проделавшего немалую работу.
Можно ли считать, что история превращения Хемингуэя в шпиона опирается на информацию только одной стороны? В распоряжении историков есть неполный, но достоверный рассказ советских спецслужб, но говорит ли что-нибудь об этом сам Хемингуэй? Наверное, нет. Десятилетие спустя в письмах своему лучшему другу он упоминает о том, что выполнял «случайные поручения» для Советов в Испании, а после гражданской войны поддерживал связь с «русскими», которые делились с ним секретами, — какими именно, писатель не уточняет. Помимо этого, нет никаких свидетельств, что он рассказывал о Голосе и НКВД кому-либо, даже Геллхорн, которая разделяла его политические взгляды и была во многих отношениях младшим партнером в их браке. Связь с советской разведслужбой была серьезным делом — тем, чем не делятся с друзьями за рюмочкой и о чем не пишут, как он писал во время гражданской войны в Испании и после участия во Второй мировой войне. Хемингуэй понимал необходимость секретности, одного из основных атрибутов шпионской деятельности. Он считал способность к шпионажу одним из своих врожденных качеств и, похоже, не ошибался.
Когда в начале 1941 г. Хемингуэй передавал Голосу свои почтовые марки, он играл активную роль в тайном взаимодействии с советским шпионом. (Марки были сигналом о том, что предъявителю можно доверять, во многом подобно произвольно разорванным карточкам, которые использовали другие советские шпионы, — тот, кто предъявляет подходящую половину, является своим.) Такие материальные пароли ни к чему в нормальной повседневной жизни, они нужны только для секретных операций. Если во взаимоотношениях нет ничего секретного, то достаточно простого рекомендательного письма вроде того, что Ивенс написал для Хемингуэя во время гражданской войны в Испании. Но для секретной связи материальный пароль подходит намного лучше. Сам по себе он ни о чем не говорит. Его истинное назначение известно только посвященным.
Хемингуэй не слишком изменился с ноября 1938 г., когда Орлов выслушивал, как он высказывается о гражданской войне в Испании, по январь 1941 г., когда он познакомился с Голосом. Его преданность борьбе против фашизма удивляла даже старых коммунистов, возможно потому, что они много лет не видели настоящей войны. Хемингуэй пошел на сотрудничество по идеологическим соображениям — Голос не ошибся насчет этого. Однако он не был похож на «истинных сторонников» коммунизма. Писатель не верил в марксизм или ленинизм — он «просто» присоединился к антифашистам, которые делали что-то реальное. Именно так он думал об НКВД. Он знал, что эта организация обучала партизан, взрывала железнодорожные пути в тылу фашистов и пыталась привнести дисциплину в Испанскую Республику.
Хотя Хемингуэй и отличался от многих завербованных на идеологической основе, у него был целых ряд общих с ними черт. Процесс вербовки часто начинался с какого-нибудь события, вызывавшего потрясение и изменявшего взгляды будущего шпиона на мир. Для Хемингуэя таким событием стал ураган в районе островов Флорида-Кис в 1935 г., который заставил его более агрессивно критиковать правящие круги Америки за безразличие к судьбе ветеранов Первой мировой войны. Потом, во время гражданской войны в Испании, он прикипел душой к Республике и поддался романтике разведывательной работы. Теперь он делал всего лишь следующий шаг. Хемингуэй согласился стать шпионом потому, что секретная жизнь, не говоря уже об острых ощущениях от связанных с нею рисков, соответствовала его потребностям. У многих шпионов такие потребности рождались в результате разочарования. Если взять Хемингуэя, то он сделал все, что мог, в борьбе против фашизма, но ему не удалось заставить демократические страны, в особенности свою собственную страну, прислушаться к его словам. Теперь же он обращался к помощи других, секретных средств, как супруг, который закручивает роман на стороне, когда существующий брак перестает устраивать его (Хемингуэй не раз проделывал это в своей жизни).
Еще одной общей с другими шпионами чертой была уверенность в том, что обычные правила неприменимы к нему. Хемингуэй жил по собственным правилам не одно десятилетие. В литературе это выражалось в революционном стиле. Выпустив свой грандиозный политический роман в 1940 г., он продемонстрировал его вновь. Он торжествовал, был уверен в себе и готов к новому приключению. В письме жене Маклиша Аде он говорил, что чувствует себя «почти счастливым», когда пишет в полную силу, а потом видит, как продается его работа. Хемингуэй сожалел, что у него не было столько денег «в прежние времена, когда для путешествий был открыт целый мир». Впрочем, размышлял он, поездка за тысячи километров в Китай может дать «человеку определенную свободу действий».
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
