Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
То же относится ко многим эффектам, связанным с убеждением. Может показаться, что людей легко убедить с помощью шатких свидетельств и слабых аргументов, и многие работы способствуют такому впечатлению. Но такой эффект наблюдается в строго ограниченных условиях, например, когда участники располагают только теми сведениями, что им предоставлены, когда у них есть основания доверять экспериментатору и, что важнее всего, когда обсуждаемая информация не имеет к ним никакого отношения. Если же информация значима для них или когда есть несколько источников, из которых можно выбирать, убедить людей намного сложнее[135].
Нас не должно удивлять, что человеческий разум с некоторой осторожностью воспринимает информацию от других людей. С эволюционной точки зрения представление о людях как машинах, перенимающих чужие суждения, готовых принимать от других большую часть информации, всегда выглядело несколько загадочным, поскольку такая доверчивость неизбежно привела бы к эксплуатации. По сравнению с другими видами живых существ коммуникационные способности человека намного более изощрены. Люди общаются для того, чтобы изменить состояние ума других людей, например создать образ в чьей-то голове («Смотри! Крокодил!») или побудить к действию («Не могли бы вы передать соль?»), а также во многих других, куда менее очевидных случаях. Итак, поскольку одно живое существо способно изменить суждения другого, оно, конечно, может изменить их в свою пользу. Сигналы могут быть обманчивыми, потому что интересы живых организмов расходятся. Самцы домашних голубей распушают перья на шее, чтобы произвести на самок впечатление своим размером и силой.
Это могло бы привести к полному обесцениванию личной коммуникации, когда никто не мог бы выиграть от устного общения, поскольку на него нельзя было бы положиться. Но на самом деле это не так по простой эволюционной причине. Ложь может быть адаптивной функцией, если вы с ее помощью используете других, но тогда и другие начинают приспосабливаться, вырабатывая симметричный ответ – способность распознавать ложь. Возникает равновесие, когда способность к обману и распознаванию лжи примерно одинаковы. Но это равновесие неустойчиво. Любой живой организм, слегка превосходящий других в способности к обману, получит преимущество, передаст свои черты потомкам, и со временем способности к обману распространятся по всей популяции. Но тогда и способность к распознаванию обмана станет адаптивным фактором и подобным же образом постепенно распространится. Такая гонка вооружений между обманом и его распознаванием в природе обычна.
В случае общения между людьми гонка вооружений заключается в состязании между способностью сделать свои высказывания убедительными и в то же время умением защитить свои представления от обмана. Дан Спербер и его коллеги назвали это «эпистемическая бдительность» – стремление и умение определять и отбрасывать недостоверную информацию и проверять аргументы на соответствие действительности[136].
Необходимость эпистемической бдительности многое объясняет в человеческой коммуникации. Начать с того, что люди внимательно относятся к источникам информации, оценивают их достоверность и соответствующим образом обрабатывают информацию. Чем сомнительнее информация, тем скорее мы признаем ее источник недостоверным. Кроме того, заметив нестыковки или противоречия в высказываниях других людей, мы понижаем статус самой информации и ее источника. Они оказываются скомпрометированными и исключаются из числа заслуживающих доверия. То же относится к логическим сбоям или непоследовательным умозаключениям: если кто-то заявит, что кенгуру высоко прыгают, потому что в Австралии жарко, он окажется под таким же подозрением.
Некоторые зачатки эпистемической бдительности появляются на ранних этапах когнитивного развития. Младенцы, похоже, уже чувствуют разницу между опытными и неопытными людьми. Дети постарше оценивают высказывания людей, отыскивая признаки их компетенции, и не доверяют тем, кто оказывался неправ в прошлом, или тем, кто хочет использовать других, или тем, кто говорит о том, чего может не знать, например об объектах, которые не мог видеть и слышать[137].
Важнее всего, что эксперименты показывают наше умение оценивать и воспринимать веские аргументы. Столкнувшись с разными типами информации, особенно в значимых для себя ситуациях, люди в целом очень хорошо умеют выбирать относящиеся к делу сведения и веские аргументы, отбрасывая неудачные. Мерсье и Спербер утверждают, что появление мышления, то есть сформировавшейся в ходе эволюции способности рассматривать аргументы абстрактно, происходит из адаптивного преимущества, которое мы получили благодаря способности извлекать максимум знаний из того, что могут сообщить другие, и отбрасывать сомнительные советы и бессвязную информацию. Адаптивная роль разума – это не миросозерцание отшельника. Это инструмент социального взаимодействия, набор способностей, который нужен нам, чтобы убеждать в правильности наших предпочтений и выбора других людей, одновременно определяя и объясняя, что ценно и что нет в их аргументах[138].
Все это показывает парадокс «мусорной» культуры еще отчетливее. Психологи собрали большое количество данных о наборе когнитивных систем, предназначенных для получения достоверной и полезной, то есть работающей на приспособленность, информации о мире (особенно от индивидов из «своей» группы). Это кажется прямым следствием когнитивной эволюции. Наше зрение устроено так, чтобы получать достоверную информацию из отраженного света, – равным образом системы интуитивных умозаключений должны быть устроены так, чтобы получать достоверную информацию, и усиление этой способности в ходе эволюции каждый раз должно было давать преимущество в выживании. Зачем же люди забивают себе голову недостоверной информацией, которая в большинстве случаев не дает видимых преимуществ?
Мотивирующие слухи и теории заговора
Чтобы приблизиться к пониманию недостатков сформировавшегося в ходе эволюции контроля качества убеждений, полезно рассмотреть ситуации, когда люди с готовностью воспринимают и стремятся распространить некачественную информацию. Это относится к большинству слухов, сопровождающих заметные, обычно трагические, события. Например, сразу после террористической атаки в Нью-Йорке 11 сентября 2001 г. в интернете появились сотни страниц, сообщавших о возможной причастности к трагедии правительства США или израильских спецслужб. Когда на Новый Орлеан обрушился ураган «Катрина», десятки тысяч беженцев устремились в поисках пристанища в близлежащий город Батон-Руж. В социальном и этническом отношении они ничем не отличались от жителей Батон-Ружа, но уже того, что в городе оказались тысячи «чужаков», оказалось достаточно, чтобы распространились слухи о совершаемых ими злодейских преступлениях. Через несколько дней после появления беженцев большинство людей слышало такие рассказы, при этом многие – из разных источников. Большинство было готово передавать эти слухи, а многие уже так и поступили[139].
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
