Граф взял футляр, открыл его, некоторое время читал, а потом ударил им о подлокотник настолько сильно, что слоновая кость разлетелась на осколки.
– Сукин сын, – выругался он. – Габриэль жив.
Леди Гауз замерла. Кровь отхлынула от ее лица, а рука взметнулась к горлу.
– Что?
Отец и матушка!
Начну с того, что Габриэль жив и я с ним.
Если вы слышали про капитана войска наемников, которого называют Красным Рыцарем, то это и есть Габриэль. Он одержал победу в сражении, прозванном людьми битвой при Феллс, и успешно противостоял самому дьяволу во плоти при Лиссен Карак. Я тоже был там.
Я покинул двор короля. Это не для меня, или, скорее, мне там слишком нравилось. А еще я обручился с леди Мэри – да, отец, с дочерью графа Гарета. Затем присоединился к Габриэлю. Наше войско – к слову, весьма немалое, более сотни копий…
Граф оторвался от письма.
– Габриэль? Мой безмозглый сын-менестрель возглавляет войско? Что за чудеса? Этот щеголь не мог собрать даже девок сходить за цветами.
Он нарвался на ледяной взгляд графини.
– Ты всегда был глупцом.
…направляется в Морею, чтобы помочь императору в его войнах. Я доверил этому гонцу кое-какие сведения о неприятеле, которого мы разгромили у Лиссен Карак, поскольку мы до сих пор опасаемся, что вышеупомянутый магистр-предатель попытается отыграться к северу от Стены.
Габриэль поделился со мной некоторой информацией, и я теперь ему верю, но не стану ничего предпринимать, пока не услышу от матушки и от вас объяснений, почему мы настолько глубоко отстранились друг от друга. А пока я поеду со своим братом, и нам хорошо вместе – полагаю, намного лучше, чем в детстве.
– Что именно Габриэль рассказал ему? – Вопрос графини повис в воздухе.
Но мысленным взором она увидела, как Габриэль, живой и невредимый, сразился с силой Диких и победил.
Безудержная радость заклокотала у нее в груди, будто пламя, пожирающее сухой хворост, бересту и другой материал для растопки. Габриэль – ее Габриэль, ее живое отмщение миру мужчин – был жив. И неважно, что он ненавидит ее.
Губы леди Гауз растянулись в улыбке.
И мужчины вздрогнули, увидев ее.
Позже, оставшись в одиночестве в своей башне, она сотворила крошечное заклинание. Графиня отлично знала Ричарда Планжере, поэтому без труда отыскала его, нацелив заклятие на любые его передвижения. Гауз отметила, что он находится меньше чем в трехстах лигах от них и что теперь чародей на порядок могущественнее, чем был, когда она в последний раз обманула его.
Графиня сжала пальцы в кулак.
– О, как и я, любовь моя, – довольно протянула она.
Все радовало ее, потому что Габриэль был жив.
Ей захотелось взглянуть на леди Мэри. Графиня не видела девушку с тех пор, как той было лет одиннадцать или двенадцать. Неуклюжая девчушка с плоскими бедрами тогда совсем не годилась в жены Гэвину, сложному человеку с постоянными перепадами настроения и подверженному вспышкам гнева. Не самый любимый из ее сыновей, зато им проще манипулировать.
На этот раз заклинание было сложным, поскольку, по слухам, новая потаскуха, которую король взял себе в жены, умела колдовать. И графине совсем не хотелось, чтобы ее поймали за подсматриванием. Весь день она расставляла ловушки, читая заклинания из своих гримуаров, прикусывая язык зубами и выводя на полу серебряной палочкой магические знаки.
Леди Гауз слышала, как вернулась кавалькада ее супруга, но она почти закончила и не собиралась прерываться ради него. Графиня разожгла волшебный огонь, затем еще один и услышала писклявые голоса фей в эфире. Она ненавидела их и то, что они бездушно вытягивают силы из мира людей. Ей доставляло истинное удовольствие использовать их крошечные тела для освещения.
В свете их агонии она закончила свой рисунок и вошла в лабиринт – правда, на этот раз кусты ежевики, яблони и розы в эфирном дворце вышли не слишком удачными. Гауз призвала зеленый вихрь силы, пахнущий глиной, дождем и спермой, затем направила его на свои магические знаки и увидела.
Она действительно похорошела – красивые волосы, отличные зубы и прекрасная фигура. Но самое лучшее то, что девушка обзавелась превосходными бедрами для вынашивания детей, а еще она читала. Читающая женщина – настоящая находка.
Графиня наблюдала за молодой женщиной в эфире столь же долго, сколько священнику потребовалось бы времени на проведение мессы, изучая ее движения и повадки. Она даже посмотрела, как леди Мэри достала из-за пояса карманный молитвенник и прочитала молитву. Судя по движению ее губ, она несколько раз произнесла слово «Гэвин», и леди Гауз не оставила это незамеченным и улыбнулась.
Она слышала, как из большого зала ее позвал супруг, а потом кто-то громко забарабанил в дверь, но вдруг графиня почувствовала чужое присутствие и внезапно увидела шлюху короля.
Леди Мэри поднялась и положила молитвенник на приставной столик.
– Госпожа? – услужливо спросила она.
Королева вошла в комнату и в поле магического зрения Гауз. Ее красота задела графиню за живое. А еще она…
…была…
…беременна.
Леди Гауз разрушила заклинание и закричала.
В ШЕСТИДЕСЯТИ ЛИГАХ К ЗАПАДУ ОТ ЛИССЕН КАРАК – БИЛЛ РЕДМИД
Дикая местность к западу от Лиссен Карак оказалась сущим кошмаром. Ежедневно предводитель повстанцев, Билл Редмид, уводил своих измученных и павших духом людей все дальше на запад, а они смотрели на него с доверием и растерянностью. Он знал, что в конце концов они потеряют веру в него, а затем рухнет дисциплина. Еще Билл был твердо убежден, что на востоке для них не нашлось бы убежища и что аристократы по-прежнему оставались тяжким бременем на плечах простого народа.
Каждую ночь он ложился и вспоминал подробности той засады. А ведь в тот самый день король со своими приспешниками должен был пасть, альбанские фермеры средней руки – обрести долгожданную свободу, а лорды – захлебнуться собственной кровью. Он обдумывал каждую допущенную им ошибку, каждую заключенную им сделку и каждый нарушенный им уговор. И то, как все пошло наперекосяк.
Но чаще всего, кутаясь от холода в плащ, что, правда, не особо помогало, он думал о Шипе. Свое одеяло Билл отдал Нэту Тайлеру, у которого начались лихорадка и насморк, и ему становилось все хуже. Они тащили Тайлера на себе долгие дни, пока тот не заявил, что может идти самостоятельно, – но шел он молча, а когда они делали привал, ложился и засыпал. Редмиду не хватало его советов.
Хуже всего то, что со дня их поражения прошел целый месяц, а Редмид так и не решил, что делать дальше. Когда он вербовал крестьян в Брогате, до него дошли слухи о могущественном вожде Диких, обитавшем далеко на западе. Якобы это был старый и сильный ирк, и он владел крепостью и несколькими деревнями, где свободно жили пришедшие из-за Стены. Теперь Редмид ломал голову над вопросом, стоит ли ему принимать во внимание эти сведения или отнести их к несбыточным мечтаниям, таким же пустым, как обещания рая небесного в проповедях священнослужителей. Целый месяц повстанцы провели в пути, в постоянных поисках пищи, охотясь на всех хотя бы мало-мальски съедобных животных…
