Мидкемиец поднялся на первую ступень. Он был обут в сапоги, и его шаги отдавались грохотом в притихшем зале. Мара осторожно сложила веер, а эмиссар Островного Королевства уже шел по верхним ступеням.
Остановившись в трех шагах от трона, он еще раз поклонился. На сей раз шляпа после поклона осталась у него в руке. Мара вгляделась в его лицо.
У нее вырвался беззвучный крик. Профиль этого человека и профиль ее сына, облаченного в белые парадные одежды с золотой каймой, были зеркальными отражениями друг друга. Но черты мальчика только начинали обретать признаки зрелости, тогда как лицо мужчины было испещрено морщинами, какие появляются у светлокожих людей от прожитых лет и палящего солнца. Некогда рыжие волосы обильно припорошились белым, а в расширенных глазах застыло изумление.
Только сейчас Хозяйка Империи поняла все. Ей открылось то, что заметили все собравшиеся, как только посол появился в зале, но тогда Маре мешали широкополая шляпа посла, крутой подъем ступеней и минутное малодушие, заставившее ее спрятаться за веером.
— Кевин, — беззвучно выдохнула Мара.
Аракаси, первый имперский советник, сделал шаг вперед, чтобы принять верительные грамоты. Улыбнувшись, вопреки своему обыкновению, он заметил:
— Ты изменился.
Узнавание было обоюдным. С ответной улыбкой Кевин сказал:
— Ты тоже. Без маскировки тебя не узнать.
Едва взглянув на документы, Аракаси обернулся и произнес:
— Величество, перед тобой барон королевского двора Кевин, посол Островного Королевства.
Джастин кивнул:
— Добро пожаловать. — По его голосу было ясно, что он из последних сил старается хранить достоинство: ведь перед ним стоял его кровный отец, о котором он столько слышал, но видел впервые в жизни.
Мара прикрыла рот рукой, словно желая удержать непрошеные слова. От этого простого движения по телу Кевина пробежала судорога. Его глаза — их синева стала еще ярче — устремились на нее. На его лице, таком знакомом, но все же изменившемся с годами, улыбка боролась с мрачностью.
— Я так и знал, что найду тебя здесь, — приглушенно сказал он, так, что его слышали только находившиеся на возвышении. — Кто же еще мог бы удостоиться титула «Хозяйка Империи»? Но ваш Свет Небес… — Его крупная, выразительная рука указала на Джастина, и взгляд стал острым, как лезвие. — Госпожа, почему же ты мне не сказала?
Можно было подумать, что бывшие возлюбленные остались в огромном зале наедине.
У Мары подступил комок к горлу. Она слишком хорошо помнила их расставание: этот человек, израненный и избитый, до последнего отбивался от охранников, которые по ее приказу должны были насильно отправить его в родные края.
Тогда она не нашла в себе сил выразить все чувства словами. Теперь слова сами рвались наружу:
— Я не решилась тебе сказать. Из-за сына ты бы остался по нашу сторону бездны, а это было бы преступлением против всего, чему ты меня научил. Ты бы никогда не женился, не жил бы для себя. Джастин знает, кто его отец. Ты на меня сердит?
— Джастин, — эхом повторил Кевин, будто пробуя это имя на вкус. — В честь моего отца? — Мара робко кивнула, и Кевин сверкнул взглядом в сторону мальчика, прямо сидевшего на золотом троне. — Сердит?.. — Мара содрогнулась. Он всегда выяснял отношения в самое неподходящее время и не думал понижать голос. — Да я просто взбешен! — Поймав ее взгляд, он стал говорить тише, но тон остался таким же резким. — Меня ограбили! Меня лишили возможности видеть, как растет мой сын!
Лицо Мары залилось краской. Он не утратил способности выводить ее из равновесия. Напрочь забыв о цуранской сдержанности, она начала оправдываться:
— Если бы я этого не сделала, у тебя бы не было других детей.
Кевин хлопнул ладонью по колену. Теперь его голос Доносился даже до тех, кто стоял внизу:
— Госпожа, при чем тут другие дети? У меня нет других детей. Я так и не женился. Я служил принцу Аруте — двенадцать лет сражался с гоблинами и темными эльфами в Хайкасле и Нортуордене. Потом ни с того ни с сего меня вызвали в Крондор и сообщили, что Император Цурануани просит об обмене послами и якобы в Королевстве трудно сыскать более подходящую фигуру, чем я: происхожу из благородного рода (хотя и не могу рассчитывать на наследство — ведь у меня есть старшие братья и дюжина племянников), бегло говорю на цурани. Вот наш король и выбрал меня, вернее, принц Арута произвел это назначение от имени брата; и что же? Я, украшенный орденскими лентами придворный барон, кланяюсь своему сыну, словно ученая обезьяна! — С этими словами мидкемийский посол обернулся к Императору:
— Он совершенно на меня не похож, правда? — Кевин с улыбкой подмигнул Джастину, но, переведя взгляд на Мару, вновь заговорил с ледяной холодностью:
— Надеюсь, твой муж не зарубит меня мечом?
Хозяйка Империи сообразила, что Кевину ничего не известно о тех событиях, которые произошли за последние четырнадцать лет.
— Хокану воспитал этого ребенка, зная всю правду о его зачатии.
Кевин изумился:
— Разве это не властитель Шиндзаваи встретился мне у входа — с юной женой и двумя новорожденными младенцами?
Мара только кивнула.
Но Кевину никогда не изменял дар речи.
— Выходит, ты не замужем? — Мара отрицательно покачала головой. — Но ведь у тебя был муж. Как же удалось таким странным образом обойти цуранскую традицию?
— Это называется расторжением брака по причине бездетности. Хокану требовались наследники, чтобы укрепить правление Джастина и содействовать Благу Империи. Результат ты видел. — Мара попыталась обуздать чувства, боясь упасть в обморок. Она была у всех на виду; какое же смехотворное зрелище она, должно быть, являла собою!
По знаку Мары Аракаси объявил:
— День прошений объявляется закрытым. Всем дозволено разойтись и вознести хвалу нашему Свету Небес.
Собравшиеся расходились неторопливо; большинство нарочно медлили, чтобы уловить обрывки странной беседы, ведущейся на тронном возвышении. Мидкемийская свита пребывала в полной растерянности.
Мара заметила, что на нее обращены взоры доброй сотни людей. И вдруг она поймала себя на том, что ей это безразлично. Она гордо выпрямилась, приняв официальный вид:
— Кевин, придворный барон, посол мидкемийского короля Островов, выполняя материнскую обязанность, представляю тебе твоего кровного сына: это Джастин, Девяносто Второй Император, Свет Небес Цурануани. Смиренно молю богов, чтобы его вид пришелся тебе по душе, а характер сделал честь твоему роду.
Старший глашатай, не веря своим ушам, уставился на Аракаси, ожидая указаний. Первый имперский советник пожал плечами и кивнул; тогда глашатай возвысил голос, чтобы услышали все:
