Ознакомительная версия. Доступно 49 страниц из 241
Между тем сам Альфрид Крупп осенью объявил о том, что ведутся переговоры с целью заключения нового экономического договора с СССР. Еще через полгода он сообщил на встрече с юбилярами, что удельный вес стран – сателлитов Советского Союза в зарубежной торговле фирмы составляет 6 процентов, и эта доля будет расти. Так и произошло. В 1966 году на долю ФРГ, представленной в первую очередь Круппом, приходилось до половины торгового оборота Общего рынка с Восточной Европой. Для немецких промышленников «полномочный представитель» превратился в творца нового «экономического чуда». Весной 1967 года пресса отметила, что «благодаря его усилиям экспорт фирмы Круппа в страны восточного блока возрос с 5 до 23 процентов». С цифрами, конечно, не поспоришь.
И тут в «Шпигель» появилось неожиданное сообщение: «В течение шести недель министры и банкиры скрывали под буквой «К» некий секрет… Наконец, новое правительство Кизингера обнародовало факт, что крупнейшая немецкая компания, находящаяся в единоличной собственности, попала в финансовую переделку».
Немедленно откликнулся «Капитал»: «31 декабря 1968 года единоличная фирма «Фрид. Крупп, Эссен» перестанет существовать. С этого времени частная компания с единственным собственником во главе будет преобразована в фонд. Решения будут приниматься не правлением, а административным советом».
Новости бизнеса редко печатаются на первых полосах, но эта новость напала во все газеты как важнейшая. Что же произошло? Ведь Альфрид и его сын сохранили всю лично им принадлежавшую собственность, так же как и другие члены семьи. Непосвященным казалось, что могущество Круппов даже возросло. Ответ на эту загадку можно найти у Шредера, некогда писавшего, что ликвидность может быть дорогой, но еще дороже обходится неликвидность, особенно когда превращается в угрозу существованию фирмы. Теперь концерн лишился своих ликвидных активов, а вместе с ними и источника силы. Бейц мрачно прокомментировал случившееся: «Мы стали жертвой стечения обстоятельств».
В каком-то смысле это верно: без кризиса 1966–1967 годов империя Альфрида могла бы благополучно существовать и дальше, как жила империя Альфреда Великого до биржевого кризиса 1873 года. Каждый кризис обнаруживал слабые места концерна, и причиной всегда была чрезмерная экспансия. Каждой весной европейские промышленники, вернувшись из Ганновера и Лейпцига, жаловались, что Бейц оттесняет их от самых выгодных восточных сделок, предлагая партнерам особые условия. Действительно, пока концерн лидировал в экономике ФРГ, красные получали четверть долгосрочных инвестиционных кредитов, покупая только 4,1 процента немецкого экспорта. Такое «чудо» не могло продолжаться вечно, и, когда оно пришло к концу, Крупп попал в ловушку, которую ему, сам того не желая, готовил Бейц и, возможно, вполне сознательно, Хрущев.
Сыграло свою роль и то обстоятельство, что Эрхардт во многом основывал свою экономическую политику на долгосрочных займах, а потом сразу пришла пора платить по счетам. В первую же зиму правления Курта Кизингера началось ежемесячное падение ВНП. Рост производства находился на самой низкой отметке за послевоенный период, и экономика ФРГ ощутила тяжелый удар. Падало все – производство, инвестиции, потребление и мораль. Уровень капиталовложений в промышленность упал на 15 процентов, а продажа акций на бирже сократилась всего за месяц на 6 процентов. Росли только два зловещих показателя – стоимость жизни и безработица (со 150 600 до 501 300 человек). Никто не знал, как с этим бороться. Кизингер предложил программу общественных работ и новый доход на сверхприбыли, но многим в Германии это напомнило мероприятия Брюннинга во время Великой депрессии, который на деле добился только клейма «голодный канцлер» и роста влияния экстремистских партий. В тот год, перед тем как инспекторы получили доступ к конторским книгам концерна, угроза общей финансовой катастрофы в стране была вполне реальной.
В свое время эссенский гигант легко получал кредиты солидных банков, и ничего удивительного: для немцев обслуживание «национальной оружейной кузницы» было делом чести. К тому же никто и мысли не допускал, что Бонн не поддержит концерн Круппов перед угрозой банкротства. Между тем фирма перестала быть уникальной. Крупп уже не был крупнейшим производителем стали в Европе.
Компании «Феникс-Рейнрур» и «Тиссен-Хютте» слились и обогнали его по объему производства. Депрессия в судостроении поразила его верфи в Бремене, производство грузовиков и локомотивов тоже становилось убыточным. Со всеми этими проблемами можно было бы справиться, если бы не кредитный кризис. Но в поисках новых покупателей в восточных странах Бейц снижал тогда цены на 20–40 процентов, и основой компании было лишь тающее состояние Альфрида. Немецкие банкиры чувствовали какие-то мелькающие признаки кризиса, но именно промельки, не более. Он теперь имел с этими странами ежегодный оборот в 200 миллионов долларов, но все эти дела были просто разорительными, слишком дорого приходилось платить за каждую русскую копейку, чешскую крону, китайский юань, албанский лек. Они знали только данные, которые публиковались согласно Мелемскому соглашению. Однако в целом по фирме давно существовала традиция не открывать бухгалтерских книг посторонним, и Альфрид Крупп ее придерживался. Даже его могучий союзник Абс не имел доступа к финансовым документам концерна.
Сам Крупп, каждый год выступая перед юбилярами, говорил о миллиардных оборотах фирмы, но не упомянул, например, о том, что в 1967 году его долги превысили 50 миллионов долларов. До поры до времени его собственное состояние по большей части оставалось неприкосновенным, но быстро росли проценты по долгам. Тучи продолжали сгущаться. По мере разрастания кризиса деньги давали все неохотнее. Один из помощников Круппа, встревоженный всем этим, решился на беспрецедентный шаг – сделал заявление от своего лица: «Наша ошибка в том, что мы продаем продукцию за границу, предлагая все более льготные условия, в то время как для победы над конкурентами достаточно качества наших товаров». Лондонская пресса в ноябре заметила «призрак банкротства, снова замаячивший над Круппом». Вдобавок Крупп упустил благоприятный момент для продажи угля. Предыдущая зима в Европе была очень суровой, и на уголь поднялся спрос. Однако новая зима оказалась значительно мягче.
Альфрид стал принимать запоздалые меры. Одним росчерком пера он уволил 8800 горняков, с горечью отвернувшись от традиционного для концерна патернализма. Чтобы спасти лицо владельца, это решение было официально приписано Бейцу. Сам Бейц объявил о добровольном сокращении своего жалованья (четверть миллиона долларов в год) на 5 процентов и призвал к тому же самому 55 тысяч других служащих фирмы. Потом Крупп закрыл четыре шахты в Эссене, бременские доки и дортмундское отделение завода «Крупп-Дольберг». Таким образом, предполагалось сэкономить около 20 миллионов долларов в год. Но поскольку долги теперь стали выше прибылей, концерн попал в финансовые тиски.
* * *
Сам Альфрид не считал, что время единовластного правления прошло. Хотя Арндт страшно разочаровал его, Крупп так ничего и не сделал для создания фонда. А планы, которые он обсуждал со своими директорами, существовали лишь для прикрытия. Бутафорский фонд должен был замаскировать его собственную фирму, где он оставался бы единственным настоящим собственником и которую сын, если бы, конечно, переменился, мог бы унаследовать так же легко, как и все остальное. Финансовый кризис был ужасным, но ведь случались же кризисы и раньше. Немецкое правительство спасло Альфреда в прошлом веке, Густава в 1920-х годах и самого Альфрида пятнадцать лет назад. Хладнокровный анализ показывал, однако, что надеяться особенно не на кого. И пока Крупп таким образом играл в сквош сам с собой, близкий друг размышлял о трагической ноте в его трудностях: «Альфрид задет за живое и глубоко огорчен. После войны он согласился, чтобы союзники его арестовали… И в семье он не слишком удачлив – эти его два развода и единственный сын, которого совершенно не интересуют дела отца. Так он и стал одиноким, ранимым человеком, несущим бремя великой традиции…»
Ознакомительная версия. Доступно 49 страниц из 241
