ямы долгов и не погибнуть. И если для спасения нашей семьи тебе придется потерпеть немного боли, то будешь её терпеть. Ты будешь делать всё, что захочет твой будущий муж Рего Кардариш. Ты поняла меня, Айна?
– Я…
– Ты поняла меня, девочка?
– Да, мама,– сокрушенно проговорила девушка.
– Громче, Айна. Я не понимаю этот бубнёж.
– Да, мама!
– Вот и славно, моя девочка. И не расстраивайся ты так. Может ваш брак ещё окажется не столь дурным, как ты сейчас думаешь. Знаешь, рождение детей меняет многое.
От этих слов на Айну накатил приступ тошноты. Сама мысль, что внутри неё окажется частичка этого чудовища, выворачивала её наизнанку. Но перечить она больше не смела. У неё просто не осталось на это сил. Беспощадный рок, отлитый в лицах матери и Рего, навалился на неё своей бесконечной жестокостью и смял девушку своим порывом. Раздавил её саму и её волю. И Айна вдруг поняла, что все, что ей остаётся – это сдаться и покорно принять весь тот ужас, что уготовили ей боги.
Мать встала и, расправив своё платье цвета свежей луговой травы, пошла к двери. Открыв её, она обернулась и посмотрела на Айну. В её глазах было сожаление.
– Однажды ты поймешь, что быть великой семьей – значит каждый день приносить великую жертву.
Лиатна скрылась за дверью и девушка, закрыв лицо руками, беззвучно закричала. Если Рего надругался над её плотью, то мать сделала то же самое с её духом.
Она легла, натянув покрывало на голову. Слезы больше не лились из её глаз. Она просто лежала, раз за разом переживая то насилие Рего, то разговор с матерью.
Видимо она была проклята. Теперь Айна понимала это. Все, что происходило с ней – было гневом богов. Вот только за что? Чем она могла их прогневать? Или это проступки её семьи? Или просто богам не всегда нужен повод для издевок над смертными? Ведь на то они и боги, чтобы быть всемогущими.
Айна лежала, не понимая спит она, или бодрствует, путаясь в мыслях и чувствах, пока вслед за проникшей в комнату зарей, не заскрипела дверь и, словно бесплотная тень, не прошмыгнула юная девушка. Она легла рядом с Айной, совсем близко, свернувшись по-кошачьему.
Её тело едва коснулось тела Айны, но девушке хватило и этого, чтобы вздрогнуть и невольно отпрянуть.
– Простите, я думала, что вы спите, моя хозяйка, я не хотела… Ох, Праматерь извечная и милосердная, что с вами случилась?!
Глаза служанки округлились от удивления. Она было потянулась к Айне, но девушка остановила её строгим жестом.
– Нечего.
– Но ваша шея… и руки… я…
– Ты не будешь спрашивать и не будешь пытаться узнать что случилось. Я не хочу говорить об этом. Ты поняла меня, Кусса?
– Как пожелаете, моя госпожа, но может быть я…
– Кусса. Не надо. Прошу.
Рабыня кивнула, а потом, придвинувшись, нежно обняла Айну, уткнувшись головой в её плечо. Девушка вновь вздрогнула. Её кожа напомнила о пережитом ужасе, но вскоре место страха занял покой. Тело служанки было совсем другим чем у Рего. Оно источало тепло и мягкость. Айна положила голову сверху, на мягкие волосы, в которых чувствовался запах дыма и выпечки.
Они лежали так долго. Не двигаясь и не говоря. Пока солнце не поднялось достаточно высоко, ознаменовав окончательное наступление нового дня.
Айна, легко дотронулась до плеча Куссы и произнесла тихим охрипшим голосом.
– Мне надо одеться.
Рабыня тут же оказалась возле сундука, но открыв крышку, замерла в нерешительности, посмотрев на Айну.
– Серое,– ответила она на невысказанный вопрос.– И серую накидку.
Пока рабыня доставала одежду, девушка встала с постели и её взгляд невольно упал на стоявшее на столе зеркало. В отполированной бронзе черты смазывались, но она все равно видела, как на запястьях, локтях, шеи и бедрах, полосками и пятнами, наливались багровые кровоподтёки. Каждый след, каждый отпечаток будил в ней воспоминания, напоминая обо всём, что было прошлым вечером. Айна дотронулась до отметины на запястье и память тут же положила ей на руку жесткую ладонь, которая с силой сжала и вывернула её.
Всё тело сразу болезненно заныло и девушка резко отвернулась от зеркала. Ей не хотелось видеть себя такой. Ей вообще не хотелось себя видеть.
Служанка помогла ей надеть длиннополое серое платье, с закрытой до самой шеи грудью. Потом она взяла гребень и потянулась к волосам Айны.
– Как уложить ваши волосы?
«Оставь, мне нравится это буйство»,– прозвучавший в её голове голос заставил девушку вздрогнуть. Она посмотрела на свои пышные растрепанные волосы и захотела взять со стола нож, чтобы без всякой жалости искромсать и изрезать это буйство.
– Собери их в хвост или пучок. Как угодно, только чтобы я их не видела.
Рабыня кивнула и расчесав локоны Айны, завязла их в тугой хвост на затылке, сразу укрыв серой накидкой. Девушка вновь посмотрела на себя в зеркало и в этот раз осталась довольна увиденным. Всё, чем она была, исчезло, уступив место пепельному приведению.
Айна спустилась вниз, в трапезную залу, где мать и брат уже приступили к завтраку. Молча пройдя рядом с ними, она села чуть в сторонке, опустив голову.
Одна из служанок поставила перед ней тарелку, положив туда лепешки, брынзу и разные фрукты. Девушка посмотрела на них и поморщилась. Сидеть и так было больно, а от одного вида еды её выворачивало. Но Айна всегда была хорошей дочерью, и старалась оставаться такой даже сейчас, когда всё внутри неё отмирало.
Вскоре служанка вернулась, принеся политую медом кашу, смешанную с орехами и сухофруктами, и налила в кубок фруктовой воды.
Девушка попыталась заставить себя взять ложку и съесть хоть немного, но все её внутренности разом яростно запротестовали, давая понять, что любая оказавшаяся внутри еда, тут же окажется снаружи.
– Почему ты не завтракаешь, дочь? Рабыня может падать тебе и что-нибудь другое,– проговорила Лиатна, заметив неподвижность Айны.
– Благодарю мама, но я совсем не голодна.
– Вот как? Может тогда тебе лучше вернуться в свою комнату?
– Я была бы признательна за это, мама.
Айна встала и кивнув родственникам, пошла обратно. Уже на выходе из трапезной, она поймала на себе взгляд брата. Он смотрел на неё с тревогой и немым вопросом. Мальчик как всегда был не в курсе того, что творилось в его же собственном доме. Она вздохнула, и чуть качнув головой, скрылась за дверью. Вероятно, она и вправду была последней надеждой для их семьи. И именно ей предстояло выплатить всю цену этой надежды.
