использует европейский проект в интересах политики, которая откровенно благоприятствует богатым. Осенью 2017 года новое правительство приняло две фискальные меры: оно трансформировало налог на богатство (impôt sur la fortune, или ISF) в налог на недвижимость (impôt sur la fortune immobilière, или IFI) и ввело единый налог на доходы от капитала (вместо прогрессивного налога на заработную плату и другие доходы). Обе меры были в основном описаны как ответ на европейскую конкуренцию. Конечно, президент также обосновал обе меры, сославшись на метафору альпинистов, в которой человек "во главе веревки" подтягивает всех остальных членов своей команды: другими словами, снижение налогов для богатых (изображаемых президентом как наиболее достойные и полезные члены общества) в конечном итоге найдет свой путь к остальной части населения. Это была французская версия "нисходящей экономики" Рональда Рейгана 1980-х годов или изображение богатых как "создателей рабочих мест" Дональдом Трампом и Республиканской партией. Тем не менее, поскольку французский контекст сильно отличается от американского, можно сомневаться, что идеология "канатоходца" Макрона сама по себе привела бы к фискальным мерам 2017 года без дополнительного аргумента, что европейская налоговая конкуренция делает реформу императивом.
Важно добавить, что, несмотря на риторику правительства, эти две налоговые реформы весьма непопулярны во Франции. Каждый опрос общественного мнения, проведенный в 2018-2019 годах, показывает, что подавляющее большинство респондентов выступают за восстановление ISF. Однако правительство твердо стоит на своем, явно используя Европу в качестве предлога и рискуя тем самым усилить враждебность к тому виду европейской интеграции, за который оно выступает.
Что касается ISF, то в поддержку реформы правительства был выдвинут еще один аргумент: идея о том, что финансовые активы по своей природе в большей степени способствуют созданию рабочих мест, чем нефинансовые активы (например, недвижимость). Проблема с этим аргументом заключается в том, что он не имеет смысла: финансовые инвестиции в других странах не создают никаких рабочих мест во Франции, в то время как строительство дома или многоквартирного дома создает рабочие места сразу. Как правило, нет никакой связи между правовой формой инвестиций (финансовый актив или недвижимость ) и их социальной или экономической эффективностью. Напротив, существует очень четкая связь с богатством: почти все крупнейшие состояния принадлежат в форме финансовых активов, поэтому освобождение финансовых активов от ISF равносильно отмене налога на богатство для самых богатых людей без четкого указания на это, при этом делая вид, что целью является стимулирование новых инвестиций и создание рабочих мест.
В действительности единственное логически правдоподобное обоснование для освобождения финансовых активов от налогов имеет совершенно иную природу: оно основано на идее, что финансовые активы не могут облагаться налогом, потому что они могут волшебным образом исчезнуть и таким образом избежать налогового инспектора. Фактически, это был ключевой аргумент, на который широко ссылались. Если бы это было правдой, то единственным вариантом был бы регрессивный налог на недвижимость среднего класса, поскольку финансовые активы, в которые богатые вкладывают большую часть своих денег, невозможно обложить налогом. Это убеждение, глубоко нигилистическое и пессимистическое в отношении нашей коллективной способности создавать справедливые правила и институты, создает две серьезные проблемы. Во-первых, утверждение о том, что огромные суммы финансовых активов были вывезены из Франции, чтобы избежать налога на богатство (ISF), не подкреплено никакими серьезными доказательствами. Несмотря на то, что применение ISF было далеко не идеальным, факт заключается в том, что количество и объем активов значительно увеличились с 1990-х годов. Действительно, стоимость финансовых активов, задекларированных людьми в самых высоких налоговых категориях, выросла даже более резко, чем стоимость недвижимости, которая сама по себе в последние десятилетия росла быстрее, чем валовой внутренний продукт (ВВП) и доходы. Общий объем поступлений от ИФС в период с 1990 по 2018 год увеличился в четыре раза, в то время как номинальный ВВП вырос только вдвое. Этот рост также отражает общий рост уровня и концентрации богатства (и особенно размера крупнейших финансовых портфелей) во всем мире с 1980-х годов. В любом случае, суть в том, что предположение о массовом бегстве капитала, вызванном ISF, не выдерживает критики.
И последнее, но не менее важное: даже если предположить, что финансовые активы утекали из Франции (а это определенно не так), логический вывод заключается в том, что французское правительство должно было предпринять шаги по борьбе с этой практикой. Совершенно безосновательно полагать, что ничего нельзя сделать для регистрации или мониторинга финансовых активов. По закону финансовые учреждения обязаны передавать информацию о процентах и дивидендах в налоговые органы. Во Франции налогоплательщики получают декларации о подоходном налоге с уже заполненной информацией о доходах из различных источников, но эта практика никогда не распространялась на декларации о налоге на богатство, хотя французские банки знают о финансовых активах, которые они держат для своих клиентов. Это политический выбор, а не техническая необходимость. Нет причин, по которым во Франции нельзя было бы ввести предварительно заполненные декларации по налогу на богатство (это расширило бы охват ISF и еще больше увеличило бы доходность); в то же время правительство могло бы приложить больше усилий, чтобы стимулировать принятие аналогичного налога другими странами. Для этого оно могло бы добиваться заключения новых договоров о свободном обращении капитала, требующих автоматической передачи данных в налоговые органы; США ввели такие требования для Швейцарии и других стран в 2010 году. Что касается жилых и профессиональных активов, расположенных во Франции, и, в целом, активов фирм, ведущих бизнес или имеющих экономические интересы во Франции, только французское правительство решает, должны ли их владельцы регистрироваться в налоговых органах. Тот факт, что французское правительство не предприняло ни одной из этих реформ, ясно показывает, что по политическим и идеологическим причинам у него были другие цели, даже если оно пыталось скрыть их за фасадом технических возражений (которые только усиливали подозрения в отношении его мотивов).
Напомним, что в двадцатом веке в Германии, Японии и других странах после Второй мировой войны часто взимались высокие прогрессивные налоги с крупных скоплений финансового богатства - например, это облегчало государственный долг и создавало пространство для инвестиций в будущее. И это было сделано без использования современных информационных технологий. Сейчас, когда растущее неравенство и быстрое изменение климата угрожают всей планете, говорить о том, что финансовые активы нельзя облагать налогом, потому что их владельцев нельзя заставить соблюдать закон, - бессовестно и свидетельствует об историческом невежестве. В любом случае, опасно использовать европейскую налоговую конкуренцию, договоры ЕС и международные соглашения для продвижения политики, предвзято относящейся к богатым. Это может только разжечь антиевропейские и антиглобализационные настроения и посеять
