Ознакомительная версия. Доступно 67 страниц из 331
необученными кубанскими казаками, часто впервые попадавшими в бой, – уже не в силах были долго выносить страшное его напряжение. Старых добровольцев осталось мало, и они уже не могли передать молодым своего прежнего высокого порыва.
Залегли, вырыли кое-как, часто голыми руками, окопчики. Началась легкая, упорная перестрелка, где все преимущества были на стороне красных. Дух наш угасал…
У генерал Эрдели было удачнее. Понеся большие потери, он занял Сады и направился к станице Пашковской, отличавшейся с самого начала враждебным отношением к большевикам.
С утра 29 марта шла непрерывная перестрелка. Большевики прочно заняли окраины Екатеринодара, вырыли окопы и засели в них. По сведениям, полученным нами впоследствии, красных было в это время до 28 000 человек с 2–3 бронепоездами и 20–25 орудиями с огромным запасом патронов ружейных и артиллерийских. И против таких сил со свободным тылом и возможностью неограниченных пополнений – у нас было не более 3,5–4 тысяч бойцов и едва 1000 снарядов. Но все же сами большевики признавались потом, что четыре дня боя под Екатеринодаром стоили им больше 10 000 человек убитыми и ранеными.
После полудня 29 марта подтянулись и все части бригады Маркова. Обоз с небольшим прикрытием был оставлен в станице Елизаветинской.
Корнилов решил повторить в 5 часов дня атаку на Екатеринодар всем фронтом. Она удалась только на правом фланге. Марков, после упорного боя, овладел артиллерийскими казармами и начал закрепляться там, а на левом фланге мы понесли тяжкие потери и отошли на свои позиции. Во время атаки доблестно погиб командир Корниловского полка полковник М. О. Неженцев.
Худощавый, небольшого роста, с пенсне на близоруких глазах, это был человек железной энергии и мужества, не знавший страха. Корнилов очень любил его. В роковой день Неженцев все время находился на холме почти на линии своих цепей под страшным огнем красных. Резерва у него уже не было. Узнав о взятии Марковым артиллерийских казарм, он отдал полку приказ атаковать. Цепи поднялись и снова залегли, будучи не в силах преодолеть ураганного огня противника. Тогда Неженцев сам бросился к ним, поднял их и повел в атаку, но, раненный в голову, – упал; поднялся, сделал несколько шагов и был убит второй пулей. Цепи снова залегли. Тело командира с трудом перетащили на холм, откуда он сошел перед смертью.
В это время к нему подходил с правого фланга генерал Казанович со вторым батальоном своего полка. Это был последний наш резерв… Раненный, с перебитым накануне плечом, генерал Казанович перешел в решительную атаку, сбил цепь противника, на плечах ее ворвался в город и на некоторое время потерял всякую связь с другими частями фронта.
В этот вечер я осматривал позицию своей бригады. Выехал из фермы засветло, но доехать до полков не мог. Большевики открыли бешеный пулеметный огонь, пришлось спешиться и выждать темноты. Ощупью, ориентируясь по стонам раненых, добрался я до холмика с громким названием «штаб Корниловского полка» почти на линии окопов. Крошечный «форт» с отважным гарнизоном, среди которого только трое было живых, остальные бойцы лежали мертвые. Один из живых, временно командующий полком, измученный почти до потери сознания, спокойно отрапортовал мне о смерти командира полковника Неженцева. Он лежал тут же, такой же стройный и тонкий; на груди черкески тускло сверкал Георгиевский крест.
От позиции большевиков было несколько десятков шагов. Они заметили наше движение, и пули роем засвистали над нами, впиваясь в тела убитых. Лежа рядом с павшим командиром, я слушал свист пуль и тихий доклад его заместителя о боевом дне…
К ночи с 29-го на 30 марта наше положение было такое: генерал Марков занимал артиллерийские казармы и укреплялся там под сильным огнем противника; моя бригада – фактически Корниловский полк, сильно потрясенный, – оставалась на прежних позициях, подавленная большими потерями и смертью командира полка; Партизанский полк, разбросанный в разных местах, был не в лучшем состоянии, о втором батальоне, вместе с командиром полка ворвавшемся в Екатеринодар, не было никаких известий; конница генерал Эрдели отходила к Садам. К большевикам, видимо, подошли подкрепления. Их огонь не ослабевал.
Утром привезли на ферму тело Неженцева. Корнилов вышел к нему, долго в тяжелой задумчивости смотрел на него, перекрестил и поцеловал, как погибшего родного сына… Эта смерть сильно поразила его. Нередко в этот день среди разговора он говорил собеседнику: «Неженцев убит… Какая потеря…»
На другой день он сам отошел в лучший мир.
Действия генерал Казановича в ночь с 29-го на 30 марта представляют собой замечательный эпизод, редко случавшийся даже в богатой приключениями Гражданской войне. Сбив цепь красных и преследуя ее, он сообщил о своем успехе Кутепову, мимо участка которого проходил, и просил его атаковать одновременно с ним, уведомив об этом Маркова.
Смерть Корнилова
Вечером 30 марта в домике фермы состоялся военный совет – последний в жизни Корнилова. Собрались в его комнате, кроме него самого, еще генерал Алексеев, Деникин, Романовский, Марков, Кубанский атаман полковник Филимонов и я. Места на кровати и скамье всем не хватило; часть сидела на соломе на полу. Комната едва освещалась 2–3 восковыми свечами: другого освещения у нас уже не было. Окно в сторону красных было закрыто циновкой, чтобы скрыть свет у нас.
Настроение духа у всех было подавленное: из докладов Романовского и командиров бригад выяснилось, что потери в частях были значительные (например, в Партизанском полку осталось всего 300 штыков); пополнять их было некем и нечем. Снарядов и патронов оставалось мало. Все части сильно потрепаны, перемешаны и крайне утомлены; часть кубанских казаков, пополнявших полки, расходится по своим станицам; заметна утечка добровольцев с фронта в тыл, чего раньше не было.
А между тем у большевиков, несмотря на большие потери, силы увеличивались приходом новых подкреплений. Боевых припасов было огромное количество.
Во время грустной беседы Марков, сидя в углу на соломе, заснул: сказались две бессонные ночи и крайнее моральное и физическое напряжение боевых частей… Все мы также едва пересиливали себя, чтобы не последовать его примеру.
Вдруг грохот разрыва снаряда и сильный удар в наружную стену заставил всех встрепенуться: оказалось, что вблизи от дома разорвалась граната, большой ее осколок плашмя ударился в стену нашей комнаты, но, к счастью, не пробил ее…
Штурм Екатеринодара был предрешен Корниловым: он считал, что другого выхода не было. Мы были собраны, по-видимому, не затем, чтобы узнать наше мнение по этому вопросу, хотя Корнилов и спросил его, а для того, чтобы внушить нам мысль о неизбежности этого штурма. Все мы, однако, заявили, что рассчитывать на успех невозможно, а в случае неудачи
Ознакомительная версия. Доступно 67 страниц из 331
