— Завтра английский? — спросил папа однажды вечером.
Я подняла взгляд от конспектов и откусила ещё кусочек сыра на гриле. С кетчупом. И виноградной содовой. Ужин чемпионов.
— Мм-хм, — пробормотала я и кивнула на кожаный переплет открытой книги, замеченной у папы.
— Что читаешь?
Он закрыл и перевернул книгу, чтобы я увидела.
Я глотнула.
— «Русалки: правда или вымысел»?
— Я сделал специальный заказ из Копенгагена.
Папа подавил зевок. Я знала, что он возвращался на озеро каждую ночь, когда думал, что я сплю. Свет его жёлтых противотуманных фар отражался в диско шаре, подвешенном на карниз окна в моей спальне: блики от осколков, танцуя, пронизывали тёмную стену. Каждую ночь, когда он уходил, я не засыпала, а прислушивалась к звукам его ключа в двери, его шагов по скрипучей лестнице и мягкому скрипу двери в кабинет, рядом с моей комнатой. После того как становилось слышно жужжание включённого компьютера, я могла, наконец, заснуть.
Папа подтолкнул книгу ко мне и направился к холодильнику за молоком для своих хлопьев. Ещё один пример полноценного и сбалансированного питания.
— Ты нашел что-то хорошее? — я перелистнула страницы с необработанными краями.
— Несколько интересных моментов, но я пока не разобрался во всем.
— Разобрался? — спросила я, закатив глаза.
— Ох, ха! — папа вернулся к столу и сел, довольно улыбаясь. — Я могу выглядеть умным, когда не пытаюсь делать это намеренно.
Я взяла следующий кусочек сыра на гриле и пролистала книгу до середины с фотографиями и иллюстрациями, но рисунки были грубо нарисованы ручкой и выглядели действительно странно.
— Похоже, люди думают, что мы выглядим так? — змееподобные волосы, копье с тремя зубцами, и руки с перепонками? Дьявол. Один тритон выглядел так, когда бросил лодку через воду. Русалки, казалось, заманивали людей в воду. Я перелистала до конца книги, но остановилась, когда от заголовка главы у меня перехватило дыхание:
— Ох!
— Что?
Я указала на слова: «Первые Перепончатые».
— Как то, что мама сказала о тебе? — папа подтянул свой стул ближе.
Я кивнула и начала читать отрывок со страницы:
— «Есть множество доказательств, что человек произошел от доисторических водных млекопитающих или от Pecso-sapiens».
— Видишь? — папа постучал по странице. — Опять это слово. Я не просто так сказал, знаешь ли.
Я улыбнулась и продолжила читать.
— «Строение человеческого тела подтверждает эту теорию. Волосы покрывают малую площадь человеческого тела, в отличие от человекоподобных обезьян, волосяной покров которых равномерно распределяется по всему телу. Благодаря этому уменьшалось сопротивление водному течению. У человека также есть уплотнение снизу гортани, которое делает возможным регулировку дыхания во время погружения и всплытия…»
Я повернулась к папе:
— Всё это вроде как логично, не так ли?
Папа вытер руки о салфетку и потянул книгу к себе, чтобы прочесть. Там была часть о немногих живущих сейчас доисторических Песко-сапиенс, сохраняющих развитие в воде, тогда как человек давно начал эволюционировать на суше.
— Здесь говорится, что маленькая популяция водных Pesco-sapiens существуют по всему миру.
— Но как люди узнали обо всем этом? — спросила я.
— Подожди секунду, — папа поднес ложку хлопьев повыше и пробормотал, просканировав взглядом страницу, — здесь медицинский рапорт о первых перепончатых для Ливерпульской психиатрической больницы. Дата — 1908 год.
Он указал вниз страницы.
Я прочитала отрывок вслух.
— «Мужчину 38 лет спасли от почти смертельного прыжка с утеса, он настаивал, что это была попытка «возвращения в море». Пациент идентифицировал себя как «Первый Перепончатый», утверждая, что его перепонка между третьими и четвертыми пальцами ног была доказательством того, что он трансформируется из человека в «тритона». Субъекта необходимо сдерживать, чтобы предотвратить в дальнейшем причинение вреда его персоне. После обширного психологического обследования он продолжил настаивать на своей версии событий, уточняя, что для трансформации нужно много недель комбинированного дыхания воздухом и водой в волшебном водоеме, заполненном приливом. Пациент не может определить расположение водоема, заполненного приливом, ссылаясь на амнезию. После интенсивной шоковой и лекарственной терапии пациент провел оставшиеся дни в кататоническом состоянии».
Я повернулась к папе.
— Они просто закрыли его, как будто он был сумасшедшим, не так ли? — сказала я тихо.
Папа кивнул и положил свою руку на мою.
— Его история была довольно невероятной, не думай о нем.
— Но мы знаем, что это правда. То же случилось и с мамой! Всё это правда, — я перевернула страницу. Тогда я кинула ещё один взгляд на перепончатые руки и воздухоходные лодки. — Ну, может быть, не все.
Папа поднялся и отнес наши тарелки к раковине. Он открыл кран, и вылил огромное количество средства для мытья посуды под поток горячей воды.
— Мне кажется, что название книги говорит само за себя.
Я с хлопком закрыла книгу «Русалки: правда или вымысел».
— Так их просто заклинило на русалочьих мелочах, и нам осталось выяснить, что реальность и что фальшиво?
— Вероятно, обобщение всех этих данных займет годы, но будет невозможно проверить их существующими научными методами, — папа стал тереть щеткой сковородку.
— Если бы только у них были другие доказательства. Что-то ещё, от чего можно отталкиваться, — я села обратно на стул и скрестила руки на груди.
Папа покачал мокрой ладонью над тарелкой:
— Ох, помню, я читал что-то о предполагаемой русалке, которую нашли в конце 80-х или 90-х. Может быть, это прольет свет.
Он вытер руки о полотенце и вернулся к столу, потом повернулся к указателю в конце книги и пробежал пальцем вниз по строчкам текста:
— Где это было?
— Настоящая русалка? — я наклонилась вперед и, опершись локтями о стол, посмотрела. — Почему мы в первый раз слышим об этом?
— Ну, я исследовал Русалочий Кодекс Молчания, кажется, водные жители очень хорошо сохраняли свой секрет.
— Кто может винить их после того, что случилось с бедным парнем? — я подумала, что мужчина из госпиталя был в одиночестве со своим секретом, так же как и я. Поэтому он чувствовал, что должен рассказать кому-то? Но это не дало ничего другого, кроме билета в один конец — в психушку? Папа был прав: ничего хорошего от рассекречивания этой части для меня не вышло бы.
