Смерть для старого человека – это не только биологический процесс, это и сложное психологическое и эмоциональное событие для самого уходящего из жизни и его ближайших родственников. Так как факт смерти очень важен в этическом, психологическом и юридическом смысле, то процедура установления факта смерти отработана до мелочей.
Геронтология не занимается самой смертью (этим занимается другая наука под названием «танатология»), а лишь изучением повышения рисков возрастных заболеваний и смерти с возрастом, к которым приводят некие неизвестные на сегодня механизмы. Но несомненно, в той части, где клиническая часть геронтологии, гериатрия, касается проблем последних дней жизни (вопросы ухода за умирающим пациентом преклонного возраста, его обезболивание и питание), она тесно связана с темой смерти.
При всей кажущейся случайности каждого отдельного факта смерти статистические данные смертности имеют теснейшую связь с возрастом (Р = 0,99), которая редко встречается при анализе биологических процессов. В мире создана сеть демографических учреждений, информация от которых поступает в ВОЗ, где суммируется и публикуется. Ежегодники мировой санитарной статистики содержат информацию о количестве живых и умерших в указанный исторический интервал (год), в данном географическом месте проживания, о половой принадлежности, возрасте и причине смерти.
Получил в ночь вот такое «нервное» письмо от молодого человека: «Уважаемый доктор, вы скоро умрете, ваши дети и ваши родители умрут, дети ваших детей умрут, дети детей ваших потомков тоже умрут, проку от всех ваших разговоров нет». Отвечаю: «Дорогой друг, вопль вашей души услышан, постараюсь хоть чуть-чуть внести жизнеутверждающие нотки в эту грустную для всех нас тему, но если вы думаете, что этот вопрос появился только в вашей молодой голове, то вы глубоко ошибаетесь, этот вопрос о «конечности этой жизни» стоял перед многими поколениями до вас».
«Я как будто жил-жил, шел-шел и пришел к пропасти и ясно увидал, что впереди ничего нет, кроме погибели. И остановиться нельзя, и назад нельзя, и закрыть глаза нельзя, чтобы не видать, что ничего нет впереди, кроме обмана жизни и счастья, и настоящих страданий, и настоящей смерти – полного уничтожения» – так писал об этом граф Лев Николаевич Толстой в своей «Исповеди».
Страх смерти – главный страх в жизни любого человека. Но бывает и обратное, когда сам человек жаждет смерти. В последние несколько десятилетий ХХ века появились методы, продлевающие жизнь больному. А может ли сам человек отказаться от продления своей личной жизни в ущерб ее качеству и выбрать смерть? Или решать вопрос жизни и смерти – прерогатива только самого общества или врачей и юристов?
В 1995 году после неудачных попыток осудить врача Джейкоба Кеворкяна (1928–2011) за ассистированный суицид, за что он получил прозвище Доктор Смерть (он помог совершить суицид 130 людям, страдающим неизлечимыми заболеваниями), прокурор штата Мичиган инициировал рассмотрение поправок в законодательство штата. Целью этих поправок было приравнять действия этого конкретного человека к убийству. В результате в 1999 году Кеворкян был обвинен в прямом убийстве второй степени с помощью его аппарата мерситрона, приговорен и провел в тюрьме более восьми лет. Но каждое судебное заседание Кеворкян превращал в театральную площадку для продвижения своих идей: он представал то закованным в кандалы, то одетым в костюм эпохи Томаса Джефферсона или театрально отказывался участвовать в заседании, называя право на смерть общим правом, а лишение этого права нарушением базового принципа свободы человека.
Так что же это было: единичный эксцесс или глубинный запрос от самого общества на добровольную смерть? Многие отвернутся, полагая что эту табуированную тему лучше обойти, и именно поэтому, когда в наши дни молодые люди сталкиваются с нею в реальной жизни, когда уходят их престарелые или больные родственники, это становится для них серьезным невротизирующим фактором. Им просто никто никогда не говорил о конечности их собственной жизни.
Очень интересную традицию «фамадиханы» я наблюдал на Мадагаскаре у мальгашей. Раз в несколько лет при смерти человека происходят перезахоронения всех живших с ним родственников, если они ранее были захоронены отдельно, в один склеп. В этом участвует вся община, играют оркестры, процедура длится несколько часов: откапывают склепы, останки заворачивают в новые саваны и переносят уже в единый новый склеп. Это праздник исключительной важности, поднимаются государственные флаги, я даже не заметил грусти на лицах участвующих. Уже нельзя сказать, что кто-то из участников не задумается о конечности своей жизни.
Вот короткая переписка с моей читательницей, я пишу: «Когда наши предки верили в загробную жизнь, уход из жизни переживался по-другому. Сейчас об этом надо говорить, именно замалчивание приводит к невротизации, и все серьезные разговоры в жизни, в том числе о конечности самой жизни, – это часть самой жизни. Смерть не может лишать жизнь смысла, а вот страх предстоящей смерти может лишить вас жизни и в прямом, и в переносном смысле». Она отвечает: «Лучше не скажешь, очень верное наблюдение. Мне кажется, что оно относится ко всем, и не только к молодым. Прочувствовать, продумать и «встретить» свою смерть, пока ты жив, – чрезвычайно здоровое и терапевтическое дело. Во многих культурах существует чуть ли не культ смерти, смерть воспринимается как неотъемлемая часть жизни, и существует много ритуалов, связанных с празднованием жизни умершего и проводами человека в мир иной. Но в развитых странах это как раз «не развито», а жаль. Я недавно очень много открыла в себе неожиданного в связи с потерей мамы».
