Да, европейцы стараются двигаться в сторону развития производства товаров и услуг с более высокой добавленной стоимостью, но здесь существуют свои ограничения. Вы не можете повышать планку до бесконечности, поскольку значительные слои населения не смогут соответствовать постоянно растущим требованиям, так как это предполагает обучение новым навыкам, что требует времени, сил и, в первую очередь, мотивации. Кроме того, японцы, китайцы и индийцы также постоянно повышают свою планку. В этом неустанном состязании в самосовершенствовании преимущества перед конкурентами, которых вы можете добиться в любом отдельно взятом году, как правило, весьма незначительны. В конечном итоге все зависит от качества ваших человеческих ресурсов и от того, как они организованы и как управляются. Если сравнивать Европу с Фиджи или Тонгой, то последним вряд ли когда-нибудь удастся ее догнать. Но если сравнивать Европу с Японией, Китаем или Индией, то это совершенно другая история.
К сожалению, законы и политика не меняются так же быстро, как глобальная среда. Однажды предоставленные социальные гарантии очень трудно отнять обратно. Электорат сурово накажет на выборах любое правительство, которое осмелится сделать это. В Великобритании Маргарет Тэтчер использовала весь свой политический капитал, чтобы попытаться изменить социальную политику. Но ей удалось сделать это только отчасти. Другие европейские лидеры, вероятно, наблюдали за ее усилиями и попытались повторить этот хотя бы частичный успех, однако столкнулись с сильнейшим противодействием электората, не желавшего отказываться от дарованных ему благ, которые за многие годы он привык считать чем-то само собой разумеющимся. Эта проблема существует во многих европейских странах.
Если бы расходы на социальную сферу не менялись, ситуация могла бы оставаться под контролем. Однако они имеют тенденцию расти, причем не только в абсолютном выражении, но и в относительном, как доля от общего дохода страны. Отчасти это происходит в результате расширения существующих схем под влиянием популистского давления. Но гораздо более важным фактором, на который обратил внимание ветеран шведской журналистки Ульф Нильсон, является уникальная способность системы всеобщего благосостояния «порождать свой собственный спрос». В 2007 г. он написал следующие прозорливые слова: «Система соцобеспечения увеличивает число иждивенцев, страхование от травм на рабочем месте увеличивает количество производственных травм, либеральная миграционная политика увеличивает приток мигрантов, возможность досрочного выхода на пенсию увеличивает количество людей, выходящих на пенсию раньше установленного возраста». Другими словами, люди в конце концов, умышленно или нет, начинают использовать систему в своих корыстных интересах. Например, они могут получать пособие по безработице, которое составляет до трех четвертей от их последней зарплаты, и при этом работать с неполной занятостью без официального трудоустройства. Это дает им два источника дохода, с которых они не платит никаких налогов.
Согласно статистическим данным ОЭСР, в 2007 г. средняя европейская страна выделяла на государственные социальные расходы более 23 % своего ВВП. В некоторых странах эта цифра была еще выше — 25 % в Италии и 28 % во Франции. В то же время в неевропейских странах, входящих в ОЭСР, доля этих расходов в среднем составляла всего 17 % от ВВП, а в Соединенных Штатах и Австралии не превышала 16 %.
Главной отрицательной стороной государства всеобщего благосостояния является даже не его негибкость или непозволительная дороговизна, а тот пагубный эффект, который оно оказывает на мотивацию людей. Если система устроена так, что вы получаете одинаковые социальные блага независимо от того, трудитесь ли вы в поте лица или тунеядствуете, зачем напрягаться? У вас нет шпор, которые заставляли бы вас шевелиться. В Америке люди больше привыкли полагаться на себя, поскольку, хотя государство и протягивает безработным руку помощи, оно принимает все меры к тому, чтобы активно поощрять и даже заставлять находить работу. Это совсем другая философия, основанная на убежденности в том, что работа делает личность и общество лучше, а чрезмерно щедрая помощь в конце концов перевешивает все остальные стимулы и становится серьезным ограничительным фактором. Европейская модель породила класс людей, которые привыкли к разного рода социальным пособиям и льготам и напрочь лишились мотивации к успеху, да и просто к труду.
Вдобавок ко всему Европа ничего не делает для того, чтобы смягчить излишне жесткие правила, действующие на рынке труда, в частности регулирующие право компаний увольнять сотрудников и определять минимальную продолжительность ежегодного отпуска. Европейцы продолжают упираться, в то время как гибкость становится все более важным фактором конкурентоспособности в новом экономическом ландшафте. Профсоюзы и социалистические партии во Франции и соседних странах всячески поддерживают миф о том, что можно сохранить социальные гарантии на прежнем уровне без ущерба для экономики. Нынешняя молодежь требует такой же гарантии занятости, какая была у их родителей. Другими словами, они требуют стабильности и уверенности в будущем. Они не понимают, что эти меры в конечном итоге оборачиваются против них самих. Компании, подвергающиеся суровому наказанию за любое сокращение персонала, гораздо неохотнее нанимают новых сотрудников, даже когда экономика возобновляет рост. Или попросту переносят рабочие места в другие страны.
Это подтверждается статистическими данными. По состоянию на 2008 г. восемь из десяти европейских стран — членов ОЭСР, имеющих наиболее либеральное трудовое законодательство, входили в десятку стран с самым низким уровнем безработицы в среднем за последние 10 лет. Верно и обратное: семь из десяти стран с самым строгим трудовым законодательством входили в десятку стран с самым высоким уровнем безработицы.
Но как изменить эту политику? Стоит лишь попытаться, и на улицы Парижа немедленно выйдут профсоюзы, которых не убедишь тем, что глобальная конкуренция делает французскую рабочую силу экономически неконкурентоспособной, поэтому им нужно отказаться от своих привилегий. Они скажут вам: «Мы не собираемся отказываться от своих привилегий, а вы ищите другие способы победить в глобальной конкуренции».
Что касается Сингапура, то я с самого начала постарался сделать так, чтобы мы не пошли по европейскому пути в сфере социальной политики и регулирования рынка труда. Наблюдая за некоторыми нововведениями в социальной сфере, предпринятыми британцами в 1950-е гг., я решил, что это верный путь к упадку. Чтобы не позволить профсоюзам ставить по угрозу нашу конкурентоспособность, мы выстроили эффективный механизм трехсторонних отношений — профсоюзы, правительство, бизнес, — основанный на неконфронтационных переговорах. Мы положили конец бесплатным лекарствам, постепенно придя к тому, что стоимость медицинского обслуживания стала приемлемой для населения. Мы предоставляем людям не субсидии и пособия, а возможность обеспечивать себя. Государство поможет вам купить дом и накопить средства на вашем счете в Центральном страховом фонде[5]. Если вы хотите потратить эти деньги — что ж, ваше право, но в этом случае вы можете остаться в старости без гроша в кармане. И наоборот, если вы регулярно пополняете свой счет, позволяя своим активам расти в стоимости и приносить процентный доход, вы пожнете щедрые плоды. Другими словами, люди берут на себя ответственность за собственную жизнь, а государство оказывает им в этом необходимую поддержку. Я считаю, что если бы мы приняли европейскую модель, то в значительной степени лишились бы того динамизма, который сегодня присущ нашей экономике. Это была бы слишком высокая цена.
