Небес тугих влажнеющая дрема,Впитавшаяся в облако река,Щетиною заросшая щека,Пятно травы на буром глиноземе…
На этом текст обрывался. Костричкин взглянул на жену, и та испугалась. Она еще никогда не видела такого выражения на его лице. Пугало то, что она не могла его определить – тоска, грусть и одновременно восторг. Костричкин еще раз повторил строчку: «Небес тугих влажнеющая дрема…» – и с отчаянием взглянул на Ульяну:
– Ну так что же? А у тебя другие строчки, душевные. Они мне нравятся!
Было видно, что Костричкина это не утешило. Весь вечер он молчал. И только перед сном обратился к жене с просьбой:
– Уля, ты разбуди меня завтра пораньше. Надо помочь Антон Григорьичу, у него большой заказ. – Потом, помолчав, добавил: – Он давно меня зовет.
Ульяна подумала, что, возможно, муж ждет ее возражений. Но что-то ее остановило… Поэтому ответила:
– Хорошо, разбужу.
Сельский быт
Ежедневно частный автобус отвозил односельчан в районный центр на рынок. После того как жена водителя Оксана повесила на окна автобуса цветные занавесочки, автобус стали торжественно называть «рейсовым». Хотели еще дополнить словом «экспресс», но уж больно бросалась в глаза толстая веревка около водителя, одним концом привязанная к рулю, – что-то она там соединяла, поддерживала… Короче говоря, без веревки рейсовый не двигался. Да и рейса-то всего было пятнадцать километров.
Важным делом было загрузиться в автобус. Сначала передавали из рук в руки мешки, сумки, ведра… И уже потом вопреки всем законам физики втискивались пассажиры. Каждый раз вызывало удивление, как такое количество людей может поместиться в маленьком автобусе образца прошлого века. Невероятно, но, оказывается, может.
И вот, наконец, рейсовый отправлялся в дорогу. Конечно, каждый старался придвинуться ближе к своим вещам. Окна были доверху завалены поклажей, и чтобы разглядеть что-нибудь, надо было привыкнуть к сумеркам.
Приятной внешности женщина безуспешно пыталась пробраться к своему ведру – оно стояло сверху, на мешках. В ведре она везла дочери яйца к праздничному столу. Намечалось торжество по поводу именин зятя. Женщина громко себя корила:
– Вот глупая, почему я не позаворачивала яйца в газетку?
Мужчина, который случайно оказался около ее ведра, рассудительно промолвил:
– А что бы тебе та газетка помогла? Ведь яйца уже и так прикрытые, на них сверху кто-то положил мой подшипник. Я везу его сыну – трактор ремонтировать.
Хозяйка ведра умолкла на полуслове и осталась стоять там, где стояла.
Из середины автобуса послышался детский голос:
– Бабуля, я хочу пись-пись!
– Потерпи, Юрик, мы скоро приедем, а пока – вот тебе конфетка, съешь.
В это время бабка Настасья, которая сидела на самой галерке, громко позвала:
– Сватья Оля, где вы там? Передайте мне, пожалуйста, ту таблеточку от головы, которую прошлый раз давали, она мне так помогла! А то чувствую, что снова, наверное, голова будет болеть!
Сватья Ольга сразу же откликнулась на просьбу:
– Есть-есть, сватья, таблеточка! Я без нее никуда. Вот, заворачиваю ее в платочек и передаю…
Пестрый узелок замаячил поверх голов и где-то плавно исчез посреди автобуса. Вдруг на весь автобус послышался звенящий женский голос:
– Мужчина, уберите, в конце концов, руку с моей спины! Уже не хватает никакого терпения!
Звучал резонный вопрос:
– А куда же мне ее деть в такой тесноте? – И мужчина, чуть помолчав, добавил: – Никогда не думал, что спина может находиться ниже пояса.
– В таком случае тем более уберите свою руку! – взвизгнул голос.
Тут же последовал совет, адресованный мужчине:
– Ты, Андрей, положи руку на бабку Настасью – она не будет жаловаться.
– Бабуля, я конфетку съел, а пись-пись все равно хочу, – опять послышался детский голос. На что сразу же откликнулся мужской бас:
– А не только ты один, мальчик, хочешь! – И уже громче, на весь автобус: – Что-то мы, граждане, долго едем!
Бабка Настасья, которая высчитала, что таблетка уже должна к ней дойти, громко вопрошала:
– У кого застрял розовый узелок? Передайте его мне, пожалуйста!
В это время молодая женщина пыталась залезть под сиденье, ей это никак не удавалось. Сидящая рядом бабушка уговаривала женщину:
– Ну что тебе не сидится? Ну подевалась куда-то твоя босоножка, так держи ту, которая осталась. Будет для образца. – И уже громко, ко всем присутствующим: – Граждане, посмотрите, может, где лежит ничейная обувь, подвиньте ее к нашему сиденью. Не идти же женщине на рынок в одной босоножке!
И опять нетерпеливый мужской бас:
– Да что же это такое, что мы сегодня так долго едем? И окна, как назло, все заставлены, ничего не видно!
Каждый начал высказывать свои домыслы. Возможно, водитель заезжает за кем-то лично домой. Дед Павел, стоящий в проходе (сидячего места ему не досталось), сообщил догадку, что, наверное, автобус захватил террорист… На какую-то минуту воцарилась гнетущая тишина. Бабка Настасья с галерки (к ней таблетка от головы так и не дошла), которая уловила изо всей фразы лишь последнее слово «террорист», заинтересованно воскликнула:
