И оставили жители Чичен-Ицы свои дома и храмы и покинули этот прекрасный город, склоненный над голубой водой.
Все ушли, плача, ночью, с рождением звезд. Уходили вереницей, чтобы спасти статуи богов и жизнь принцессы и царя, света и славы Майяба.
Пустынным и тихим остался город Чичен-Ица среди лесов, без птиц, потому что все они улетели за принцессой Сак-Никте.
Очаровывающая легенда. Не правда ли? Но дошедшие до сегодняшнего дня исторические документы иначе раскрывают нам эту поразительную по своему драматизму страницу прошлого.
Схема священного места Чичен-Ица. Рис. Т. Проскуряковой, Гарвардский университет, США
Главным героем настоящей истории был молодой и успешный военачальник Хунак Кееля. Страшась его популярности среди народа, правитель Майяпана Ах Меш Кук решил избавиться от него и послал в Чичен-Ицу в качестве посланца к богам, обитавшим, по преданию, в глубинах «Священного колодца». Правитель хорошо знал, что эти «посланцы» назад никогда не возвращаются. И вот один за другим исчезают в пучине колодца сбрасываемые вниз люди. Приближается очередь Хунак Кееля. И в этот напряженный момент молодой воин принимает решение. Выскочив вперед, он подбегает к краю колодца и сам бросается вниз. А несколько мгновений спустя голова «посланца» появляется над зеленой водой колодца. Кеель кричит, что лично разговаривал с богами и по их воле должен стать новым правителем Майяпана. С «избранником богов» никто не решается спорить. И Ах Меш Кук вынужден был покориться самозванцу и уступить царский трон.
Став полноправным хозяином Майяпана, Хунак Кеель решил сполна рассчитаться с заносчивыми правителями Чичен-Ицы. Благо, повода для войны долго ждать не пришлось. В Чичен-Ице в то время был царем («халач виник» — на языке майя) Чак Шиб Чак. Его младший брат, Хун Йууан Чак, правитель небольшого города Ульмиль, похитил во время брачного пира невесту у владыки Ицмаля — Улиля. Имя невесты — Иш Цивнен. Это происшествие и послужило сигналом к войне союза трех городов — Ицмаль, Майяпан и Ушмаль — против могущественной Чичен-Ицы. Объединенные войска после ряда успешных сражений захватили Чичен-Ицу и подвергли ее страшному опустошению. Остатки майяицев во главе с правителем Чак Шиб Чаком бежали на юг, в непроходимые леса в районе озера Петен-Ица, где создали новое государство, просуществовавшее вплоть до конца XVI века. А Чичен-Ица больше никогда так и не возродилась, хотя ее святыни оставались местом паломничества еще многие и многие годы.
На следующее утро Томпсон обследовал колодец. Он имел форму овала диаметром около 60 метров в самом широком месте и обрывистые стенки из серого шероховатого известняка. Темная, почти черная вода не позволяла проникнуть взгляду даже в ее верхние слои. На краю сенота были заметны остатки каменной площадки, по всей видимости, жертвенной. Очевидно, отсюда после очищения в маленьком святилище, стоящем поодаль, жрецы сбрасывали избранных в глубокий колодец.
Томпсон попытался представить, как выглядел обряд. Паломники из окрестных майяских городов собирались на церемониальной площади перед пирамидой «Пернатого змея». После окончания богослужений в святилищах Чичен-Ицы жрецы укладывали роскошно одетых девушек, которым предстояло стать невестами бога полей, на деревянный катафалк и несли по священной дороге к «Колодцу смерти». Грохотали тункули — майяские барабаны; рога, изготовленные из морских раковин, трубили в честь бога; люди пели торжественные гимны. Потом эта погребальная процессия подходила к «Святилищу последнего обряда». Девушки сходили с катафалка, жрецы вновь очищали их дымом копаловой смолы, снова пели флейты, а затем избранниц отводили на жертвенную площадку, брали за руки и ноги, сильно раскачивали и бросали в водяной дворец. Люди молились: «О боже, дай нашим полям урожай, позволь вырасти кукурузе, даруй нам дождь и прими этих дев в свой дом, на свое ложе. Прими, о боже, и другие наши дары…» Вслед телам принесенных в жертву девственниц паломники бросали золотые и нефритовые украшения, шарики благовонной смолы. Без устали гремели барабаны, а верующие причитали: «Боже, дай нашим городам воду…»
Колокольчики в виде обезьян, поднятые из колодца
Консул оторвал свой взгляд от темной глади воды и повернулся лицом к величественной пирамиде «Пернатого змея». Кто знает, о чем он думал в этот момент. Может быть, он вспомнил о загадочном феномене — удивительной игре света и тени в период осеннего и весеннего равноденствия. В эти дни главная лестница пирамиды освещается таким образом, что на ступенях появляется изображение огромной змеи, которая по мере движения солнца спускается к подножию лестницы, где изображена ее голова. Эта струящаяся по пирамиде тень, по легендам древних майя, дух бога Кукулькана, 34-метрового змея, который дважды в год является к месту жертвоприношения, чтобы принять дары своих верных слуг…
А может быть, в эти минуты Томпсон мечтал о славе ученого-первооткрывателя, жаждал богатства, а может быть, его душу обуревала страсть исследователя… Так или иначе, но в эту момент, стоя на краю древнего колодца, он принял окончательное решение продолжить свои изыскания и проникнуть в глубины колодца Чичен-Ицы. Но для этой цели нужны деньги и необходимое оборудование. Все это можно добыть в родном городе Бостоне. И Томпсон направляется туда. С присущей ему энергией он проводит переговоры с возможными спонсорами экспедиции и учеными, параллельно изучает водолазное дело. Он собирается лично опуститься в колодец и поднять из воды несметные сокровища майя. Наконец все готово и экспедиция, оснащенная даже землечерпательной машиной, усовершенствованной Томпсоном, отправляется в путь. Однако уже первые попытки раскрыть тайну «Священного колодца» упираются в почти неразрешимые трудности. Главным препятствием на пути к сокровищам майя является почти десятиметровый слой ила и грязи, начинающийся на глубине 16–18 метров от поверхности воды. Это делает использование водолазного оборудования практически невозможным. Но Томпсон не сдается. Он велит установить на краю колодца землечерпалку и начинает раскопки. Но проходит день-другой, а результатов все нет. Надежды на успех сменяются почти отчаянием.
Удача приходит неожиданно в виде двух невзрачных комочков смолы, источающих при горении дурманящий запах.
«Я помню все, как будто это случилось вчера, — писал Томпсон, — я поднялся утром после бессонной ночи. День был такой же серый, как и мои мысли, а от густого тумана с листвы деревьев падали капли воды, совсем как слезы из полузакрытых глаз. Я потащился сквозь эту сырость вниз, где, как бы призывая меня, выбивала стаккато землечерпалка. Съежившись под навесом из пальмовых листьев, я стал наблюдать за однообразными движениями смуглых туземцев, работавших на лебедке. Ковш медленно выплыл из клокотавшей вокруг него тяжелой воды, и…вдруг я увидел на поверхности шоколадно-коричневой грязи, наполнявшей его, два желтовато-белых комочка. Когда же эта масса проплыла над краем колодца и опустилась на платформу, я выхватил из нее оба предмета и внимательно осмотрел их».
