Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 126
По общему признанию, архангельские меньшевики имели одаренных ораторов и организаторов. Тем временем губернские большевики, большинство из которых являлись латышскими рабочими-транспортниками, эвакуированными в Архангельск в годы мировой войны, из-за плохого знания русского языка были лишены более широкого влияния. Даже большевистские собрания в Архангельске проводились чаще всего не на русском, а на латышском языке. У губернских большевиков не было ни своего печатного органа, ни денег для заказа газет из центра. В целом, на протяжении большей части 1917 г. они казались малозаметными в провинциальной политике[187].
Политическую незначительность архангельских большевиков обнажил их выход из объединенной организации РСДРП. В мае 1917 г. под влиянием решений апрельской партийной конференции в Петрограде и постановлений ЦК РСДРП(б) о своем выходе заявила большевистская латышская секция в Архангельске. Вскоре за ними последовали оставшиеся большевики, и 10 июня была сформирована отдельная организация РСДРП(б). Последствия этого шага для архангельских большевиков оказались катастрофическими. После раскола у них осталось около 100 членов, в то время как меньшевики продолжали укреплять свое влияние и к августу насчитывали в своих рядах уже 700 человек[188]. Новым сильным ударом по организации стало июльское восстание некоторых частей гарнизона и рабочих в Петрограде, после которого архангельский комитет покинули даже несколько руководящих членов. Попытка местного большевика Т.П. Зинкевича снять с партии вину за июльские события окончилась провалом. Его заявление, что во всем виноваты «примазавшиеся» «контрреволюционеры и провокаторы», было встречено порицанием архангельского совета, сопровождаемым ехидным замечанием рабочего С. Туфиаса: «Я не я и лошадь не моя»[189].
Выход архангельских большевиков из объединенного комитета РСДРП и их стремление отделаться от союза с «соглашателями» поставили их вне эсеровско-социал-демократического блока, который руководил губернскими органами самоуправления – от Архангельского совета до переизбранной городской думы. Это фактически лишило большевиков влияния в провинциальной политике. В августе 1917 г. на выборах в городскую думу эсеры и меньшевики выставили «единый революционно-демократический список кандидатов», чтобы не разбивать голоса «демократии». Большевики тогда участвовать в выборах отказались. В результате умеренные социалисты получили 42 из 60 мест[190]. Представители умеренно-социалистического блока преобладали и в руководстве профсоюзов. Хотя архангельские большевики несколько укрепили свои позиции после августовского выступления генерала Л.Г. Корнилова против правительства А.Ф. Керенского, даже осенью 1917 г. они все еще не играли ведущей роли в выборных органах края. Так, среди 400 делегатов Архангельского совета в большевистской фракции числилось всего 17 членов. Тем временем даже «сочувствующие» большевикам в совете предпочитали голосовать за «беспартийные» резолюции умеренно-социалистического блока[191]. Вплоть до середины декабря 1917 г. руководство совета продолжало осуждать самостоятельные партийные выступления и настаивало на совместной работе всех социалистов, «не уклоняясь в сторону вражды между партиями»[192].
Таким образом, если в Петрограде и в ряде провинциальных городов, в частности в Поволжье и на Урале, большевики уже в начале осени 1917 г. контролировали советы[193], то в Архангельской губернии они не имели большого влияния. На Севере не отдельные партии, а умеренно-социалистический блок, сложившийся уже в первые месяцы революции, вплоть до конца года продолжал определять провинциальную политику. И даже в первой половине 1918 г. меньшевики и эсеры удерживали влиятельные позиции в городских органах самоуправления и профсоюзах.
Социалистический блок, ставший лицом провинциальной политики на Севере в 1917 г., оставался важным фактором и в годы Гражданской войны. В антибольшевистской Северной области умеренные социалисты сохраняли руководящую роль в органах местного самоуправления. И даже на выборы в Архангельскую городскую думу в октябре 1918 г. они шли тем же самым объединенным социалистическим блоком, как и в 1917 г.[194] Их влияние не только отчасти сделало северную «контрреволюцию» преемницей провинциальной революции, но и содействовало устойчивости антибольшевистской власти на Севере. Именно неизменная поддержка со стороны архангельских социалистов помогала белому правительству преодолевать политические кризисы.
Архангельский Октябрь 1917 года
Большевистские лидеры винили в запоздалом установлении советской власти в Архангельской губернии экономическую и политическую отсталость Русского Севера. Говоря о трудностях перехода к социализму, В.И. Ленин писал, что к северу от Вологды и на других окраинах России «царит патриархальщина, полудикость и самая настоящая дикость»[195]. М.С. Кедров, с именем которого связано становление большевистской администрации в Архангельской губернии, отмечал, что Север в политическом отношении был, «пожалуй, самый темный угол в мракобесной царской России»[196]. Действительно «Октябрьская» революция в Архангельской губернии «опоздала» на несколько месяцев, наступив, по мнению большинства исследователей, не ранее зимы – весны 1918 г.[197] Современники же и вовсе относили ее к лету 1918 г., подразумевая, что только тогда большевики окончательно получили под свой контроль Архангельский совет, ликвидировали прежние органы губернской власти и при помощи политических эмиссаров и военных отрядов укрепили свое влияние в большинстве уездных городов губернии[198].
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 126
