Очень добрый человек, имевший мало чувств, но весьма любивший выпить.
Таллеман де Рео Итак, в глубине ужасного, всемогущего кардинала скрывалось человеческое существо — несомненно, милое, но всю свою жизнь прятавшее свою чувствительность и слабости. Разумеется, ни в «Мемуарах», ни в «Политическом завещании» Ришелье не открывает свое тайное лицо, а «Маленькие истории» Таллемана де Рео редко можно расшифровать. Жаль, что не пожелали открыть правду Буаробер и отец Жозеф, два человека, перед которыми Ришелье не таился. Вовенарг, записавший диалог Ришелье и Корнеля[67], должен был бы написать подобный диалог «Серого преосвященства» и Буаробера. Но знаменитый капуцин, исполнитель двусмысленных миссий, поклонник великого министра, разбавил свои посмертные откровения спасительной ложью — быть может, по христианской щепетильности. Что касается Буаробера, с которым Ришелье часто был резок, отчитывал по любому поводу и в душе презирал, его суждения кажутся нам порой непонятными.
Среди образованных людей, которых часто посещал кардинал-министр, некоторые, подобно Буароберу, играли практически шутовскую роль, другие были слишком льстивы. Кольте, стоя посередине, занимал уникальное место; а отношения между этим поэтом — сегодня полностью забытым[68] — и его знаменитым покровителем богаты интересными сведениями. Дело в том, что они демонстрируют нам добродушного Ришелье.
Гийом Кольте (1598–1659), быстро попавший в число «скорбящих детей Буаробера», был адвокатом и сыном прокурора. Он был не таким уж бедным и не таким богемным, каким его сделала репутация, поскольку имел сельский дом в Валь-Жуайе, возле Сен-Жермен-ан-Лэ. Шаплен сообщает нам, что Кольте делил жизнь «между Аполлоном и Бахусом», но больше прославился как поэт. Активный член кружка «Славных пастухов», академик, он был известен при дворе (его жаловал Месье), в особняке Рамбуйе и среди множества гуманистов (чью доброту и педантизм, как пишет Антуан Адам, он разделял). В 1638 году Гийом Кольте собирался опубликовать поэму на рождение дофина, будущего Людовика XIV. В это время он уже несколько лет входил в ближний круг кардинала Ришелье.
Кольте, которого Ришелье очень ценил, действительно числился среди «пяти знаменитых поэтов» (так они назывались в «Ля Газетт»), чьи «величественные» стихи входили в «Тюильрийскую комедию» (1635), «Большую пастораль» (январь 1637 г.) и «Слепого из Смирны» (февраль 1637 г.). Инициатором написания драм был сам кардинал; проект, состав исполнителей и первоначальные темы произведений были делом Шаплена, причем секретным. Авторами стихов были Кольте, Буаробер, Л’Этуаль, Ротру и Корнель. Каждый писал свою часть стихов в течение одного месяца.
Трое из «пяти авторов» были академиками — Кольте, Буаробер и Л’Этуаль, но ни одна из трех их комедий не сохранилась. (Как заметил Жан Ко, ни один из академиков не создал шедевра.) Зато благодаря Пелиссону, Вольтеру и Теофилю Готье первая комедия почти обессмертила «бессмертного» Кольте. Приведенная ниже сцена произошла в начале 1635 года — за несколько недель до вступления Франции в войну, — когда кардинал, решивший стать настоящим автором пьесы, представил своим поэтам окончательный текст «Тюильрийской комедии». У Ришелье в тот день было хорошее настроение, свидетельством чему является продолжение нашего рассказа.
В части произведения, принадлежавшей Кольте, он посвятил шесть александрин описанию Тюильрийского пруда. Похоже, эта короткая часть весьма порадовала кардинала, «совершенно потерявшего разум». После завершения чтения министр в буквальном смысле осыпал своего поэта благодарностями: Кольте получил 600 ливров (4200 евро) за шесть стихов о пруде. Самые удачливые поэты — Малерб, Делиль, Бирон — никогда не получали столько за такие короткие тексты. Приятно удивленный Кольте не замедлил поблагодарить своего покровителя двустишием:
Арман, за мои шесть стихов давший мне шесть сотен ливров, Не могу ли я по той же цене продать тебе все мои сочинения?
Кардинал пообещал ему шестьдесят пистолей, добавив, что «король не так богат, чтобы оплатить остальное».
Взамен похвал и подарков (кто скажет, что Ришелье не был либералом?) автор замысла «Тюильрийской комедии» осмелился предложить небольшую поправку в столь великолепно оплаченный текст. Там, где поэт написал заурядную александрину «Тростник погрузился в водный ил», кардинал предлагал заменить погрузился глаголом окунулся. XVII век любил — и еще больше при Людовике XIV — туманные, возвышенные слова. Ришелье считал окунулся «более точным и живописным» (Т. Готье). Министр был прав, считает автор «Гротесков», и Кольте, будь он поучтивее, склонился бы перед поправкой своего великодушного покровителя. Но нет, Кольте отказался заменять погрузился на окунулся: это низкое слово, подходящее для прозы и невообразимое в поэзии. Ришелье настаивал, требовал. Усугубляя свое положение, Кольте, вернувшись домой, в пространном письме изложил министру свои мотивации и законные требования.
